Чудо-камень
Шрифт:
Туристы заспешили в укрытие. Платон Ильич уже заранее высмотрел его, когда они поднимались на Кабан. Есть неподалеку внизу груда останцев и среди них огромный висячий камень. Там легче переждать нагрянувшую грозу.
Ребята настороженно, недружелюбно поглядывали на тучу, надвигавшуюся на Иремель. Лучше бы ее не было. Вымочит изрядно. Нагремит, нагрохочет, насверкает молниями. Хочешь не хочешь, а подрожишь. И как ни храбрились ребята, было не до шуток: придется с глазу на глаз встретиться с этой тучей, начиненной громами и молниями.
Альда испуганно глядела из-под висячего камня. Трахнет сюда молния,
Наконец гроза нависла над самой головой. Ветер засвистел грозно и свирепо, и сразу хлынул ливень. Сильный-сильный. Сверху загудели ручьи. Нет, бешеные реки. Они тащили за собой камни. Вот он — настоящий каменный дождь! Многие из камней катились стремительно, хлестко сшибались друг с другом и неслись вниз, сметая любое препятствие. Где тут вырасти дереву. Выживают лишь немногие кустарники да низкорослые узловатые деревца, цепко укоренившиеся в каменной породе. Грозно и раскатисто гремел гром. Здесь он трескучий, надрывно гремучий. А молнии то зигзагом, то стрелой впивались в горные громады.
Чтобы дерзать!
Тайна всегда мучительна, а Альду тяготит какая-то нелепая тайна.
Все дело в Петьке. Ни с того ни с сего вдруг стих, присмирел и как тень ходит за ней. Все пристает с дружбой. Возьми, дескать, на буксир. Долго тащить его не придется, и с нею, с Альдой, он и Сеньку заткнет за пояс. Где ему сравняться с Сенькой! А какая с ним, с Петькой, дружба? И зачем он ей, такой озорник и вздорный мальчишка. Одним словом, ничего не обещала. Тогда Петька выкинул другое коленце. Вчера, после грозы, он ни на шаг не отходил от Альды. А потом вдруг шепотом сказал ей на ухо, что знает такое, о чем никому, кроме нее, никогда не скажет. А если и скажет, то не теперь, а позже. Не хочет ее расстраивать и таиться тоже не хочет. Что же такое он скрывает? Видать, набедокурил: признаться боится и молчать не может. Как же выпытать у него тайну? Уверял, дай срок — сам скажет.
Как ни тяготит Альду его тайна, с Петькой ей скучно, и, пока нет Сеньки, ее больше тянет к Биктимеру с Азатом. С ними, по крайней мере, есть о чем поговорить.
Как и Сенька, Биктимер начитан, по-своему деятелен. У обоих немало общего, хотя они и не похожи друг на друга. Сенька порывист, порою смешлив. Биктимер сдержан, серьезен, больше склонен к спокойному разговору. Сенька умет набедокурить, выкинуть коленце, способен совершить и необдуманный поступок, в котором потом раскается и осудит его сам, ибо здравого смысла и разумения он не лишен. Его друг не терпит озорства и балагурства. Тут они — прямая противоположность. Не беда. Зато ценят друг друга. Больше того, все хорошее у одного так и течет к другому. Незаметно, ненавязчиво, как река в реку.
Сегодня Альда проснулась рано, на восходе солнца, и первой выскочила из палатки. Умывшись у ручья ключевой водой, сделала зарядку и, присев на серый замшелый валун, загляделась на горы.
Следом за ней к ручью прибежал и Азат. Скинув майку, до пояса окатил себя холодной водой. Тоже сделал гимнастику. Только в более быстром темпе.
Сели рядом, помолчали. К ним тут же присоединился и Биктимер.
— Сколько тут добра! — глядя на горы, первой заговорила Альда. — И знаете, ребята, о чем думаю? Нет,
— Ленив — не то слово, — возразил Биктимер.
— Пусть не ленив, а может и должен делать вдвое, втрое, впятеро больше того, что есть. Столько добра лежит без дела!
— Кругом же города, заводы, карьеры, прииски, — сказал Азат.
— И все же я согласен с нею, — поддержал Альду Биктимер. — Можно и нужно больше делать! Поглядишь, сколько тут всего, и не хочется ерундой заниматься. А мы столько сил, времени тратим попусту.
— Что ты имеешь в виду? — попытался уточнить Азат.
— Баловство, пустые забавы, просто ничегонеделание. По-моему, и в школе можно быстрее и лучше учиться. Работать, дерзать! Я много читал про жизнь великих людей. Вот жили! У них все кипело. Искали, открывали, добивались. Эварист Галуа, например, умер двадцати одного года и остался одним из крупнейших математиков мира. Хочется тоже что-то сделать такое, чтобы и о тебе говорили с гордостью. «Вот он какой! Этот может!» И хочется все больше и лучше делать!
— Все верно, и спорить тут нечего, — согласился Азат. — И сам так думаю. А забудусь — опять озорую, опять время гроблю. Зазря. Как от этого избавиться? А?
— Воевать с самим собой. Говорят, самое трудное в жизни — победить самого себя! — напомнил Биктимер.
— Читал, понимаю, признаю. А попробуй одолей! Не так просто. Ты пробовал?
— Я давно тренируюсь управлять самим собой, воюю со своими слабостями. Хочется на улицу, душа зудит — вырваться бы! А беру учебник или книгу читаю. Пересиливаю себя. Сначала томит, тоска гложет. В кино бы, на велосипед! А сижу. Потом же самому хорошо. Все-таки я сильнее. Могу собой командовать.
— А по-моему, это не человек, если собой не командует, — сказала Альда. — Правда?
Все трое встали и пошли вверх по склону. У палатки зашумели ребята. Подъем. Мелкий кустарник сменился пихтами. До чего же тут чист и свеж воздух. Ни шума, ни шелеста. Лишь журчит, булькая, ручей. Мохнатые ветви пихт склонились над ними. Живая вода. Вот и чистинка. Дальше источник; На середине вода темно-синяя, непроглядная, а по краям светлая, прозрачная, как чистейшее стекло. Видно, как, поднимая хороводы золотистых песчинок, из-под земли бьют ключи-живуны. А из родничка начинается серебристый бегучий ручеек. Чудо природы! Можно часами стоять и любоваться хрусталем такой воды или, припав на колено, пить ее с ладони, когда у тебя немеют и пальцы, и зубы.
Попили. Подышали. Полюбовались. И снова побрели на бивак. Молча, не спеша. А душа почему-то полнилась чем-то чудесным, хорошим-хорошим и сильным!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Бакал
Рано утром двинулись на Бакал. За крутым спуском началась живописная долина. Миновали Тюлюк и к вечеру вышли в пойму Юрюзани. На бивак стали у самой реки. Над головой почти беспросветный лес. Трава низкая и густая — зеленый ковер. А горы — глаз не оторвать. Над рекой нависают угрюмые утесы Зигальги, С другой стороны высится мощный хребет Нугуш, взметнувшийся к самому небу. Продираясь меж отрогами этих хребтов, Юрюзань теряется в лабиринте еще более могучих гор, куда и лежит путь юных туристов.