Чудо-мальчик
Шрифт:
Он прижал меня к стене дома. Я подумала: «В будущем ко мне будут подходить десятки таких глупых парней. Всякий раз они будут вести подобные речи. Попробуй тут запомни каждого» — и, отвернувшись, прыснула в кулак. Действительно, все это было как-то по-детски.
— Если в газете появится хотя бы одна строчка с вашим именем, тогда, быть может, я поверю вашим словам. Честно, я обещаю, — сказала я.
— В конце концов ты поверишь моим словам. Обязательно поверишь. Потому что мы постепенно будем становиться похожими. — Произнеся эту таинственную фразу, он быстро поцеловал меня в губы.
Отец все еще был в гостиной. Я думала, что мое сердце
Затем он заявил:
— Теперь ты моя девушка, я буду ждать, пока тебе не исполнится двадцать лет.
ЛЕТНЯЯ НОЧЬ,
ОБЕЩАНИЕ ПОД ДЕРЕВОМ ГИНКГО
Когда я стоял у входа в подземный переход на станции «Сеул», собираясь направиться к выходу из метро, на моих глазах толпы людей, точно вода во время наводнения, хлынули на ступеньки лестниц.
Сеул, в который я снова вернулся, окутанный, словно паутиной, многочисленными людскими бедами, желаниями, радостью, печалью, гневом, был похож на бушующий океан. Теперь я понимал, в чем заключалась причина того, что миллионы людей, тонущих в безжалостных волнах городской жизни, не отказывались от борьбы, несмотря на усталость. Все эти люди были очень слабыми, но их чувства: вера, надежда и любовь — придавали им сил, делали их выносливыми.
Об источнике той силы говорилось и в историях, которые Хисон рассказывала мне в поезде. Среди тех историй был рассказ об одной девушке. Все у этой девушки было как у всех: она в положенный срок появилась на свет и до поры до времени жила самой обычной жизнью, пока однажды случайно, словно судьбу, не встретила особенного человека. Часто вспоминая его, она сама не заметила, как влюбилась, и, подобно человеку, получившему ожог, шрам от которого не в силах убрать, так до самой смерти не забывала о нем.
Стоя на ступеньках подземного перехода и разглядывая черные, белые, временами серые головы, шляпы, шарфы, лысины и прически, я подумал, что, возможно, у каждого из этих людей есть хотя бы одна такая история. Я теперь тоже знал, что рассказы о вере, надежде и любви заставляют нас жить не останавливаясь. Теперь я понимал, что имел в виду полковник Квон, когда говорил: «Если даже из такой великой троицы, как вера, надежда и любовь, убрать любовь, человеческая жизнь в тот же момент закончится». Возможно, именно поэтому с тех пор, как я осознал, что отец умер, я сам был словно мертвый.
Однако в ту ночь, когда я прибыл в Сеул, я превратился в сильного человека. Потому что с того мгновенья начался совершенно другой «рассказ». Это был рассказ о женщине, которую все звали «брат Кантхо» и только я называл Хисон. Но тогда она не хотела никому показывать свой истинный облик, поэтому, уважая ее желание, я решил, что какое-то время тоже буду обращаться к ней как к «брату Кантхо».
В декабре 1984 года, наблюдая за моим выступлением в «Специальном новогоднем параде чудо-мальчиков», брат Кантхо поймал себя на такой мысли: «Действительно ли я понимала его до конца? Понимала ли я его, когда он каждую ночь возникал передо мной и с приветливой улыбкой на лице произносил вслух такие слова, как автобусная станция „Санбон“, междугородний автобус, музей народного творчества, музей и картинная галерея Окчхон, храм Наксанса, город Кёнпходэ, гора Сораксан?»
Иероглифы, напечатанные в книге «Вольное жизнеописание великих людей», какими бы трудными они ни были, в конце концов можно
Брат Кантхо, стараясь уснуть, каждую ночь читал оригинал «Вольного жизнеописания великих людей», чтобы не видеть больше любимого, твердившего свои непонятные речи. Однажды, на границе сна и реальности, он разглядывал одну фотографию, с которой смотрел жених в красочных одеждах из сотен шелковых лоскутков и с вышитыми шелковыми узорами. Внизу того снимка была надпись: «В память о любви. 1945–1987».
Брат Кантхо видел ту фотографию во сне в течение нескольких дней и позже, размышляя о ней, невольно вспомнил книгу, при чтении которой всегда испытывал острую боль. Книгу, в которой без исправления и редактирования были записаны рассказы людей, побывавших в состоянии клинической смерти. Все они отвечали на один вопрос: «Что такое смерть на самом деле?»
В 1985 году в то же время, когда я читал мысли несчастных, мучившихся в камере для допросов, брат Кантхо находил тех, кому повезло дойти до самого порога смерти и вернуться обратно, и брал у них интервью. Их беседы были записаны на шестидесяти двух 90-минутных магнитных кассетах.
Они хранились в редакционном отделе издательства «Дзэн-мысль», которое находилось в переулке за улицей Чжонно. Владельцем того издательства был монах из буддийского ордена Чхонтхэчжон по имени До Сони, а редактором — человек, которого звали Кан Чжэчжин.
Дядя Чжэчжин считался уволенным журналистом, но на самом деле его опыт работы по этой специальности составлял всего лишь шесть месяцев. Он числился учителем биологии в средней школе, но, увидев как-то в рекламном сообщении объявление, что идет отбор на вакансию профессионального журналиста, разбирающегося в науках, он тут же предложил свою кандидатуру. После прохождения месячного испытательного срока он написал одну статью и был арестован по обвинению прокурора. В той статье приводились правила:
На однажды пройденной дороге ни в коем случае нельзя спать.
Нос выдается вперед сильнее, чем глаза, поэтому больше верь носу, чем глазам.
Бежать в сторону, куда дует ветер, — глупое занятие.
Проточная вода в речке лечит многие болезни.
Если нужна нора, где можно скрыться, не стоит выходить на открытое место.
Не оставляй явные следы, иначе тебя поймают.
Незнакомца сначала считают врагом.
Пыль и вода избавляют от запаха.
Нельзя охотиться на мышь в лесу, где живет заяц, или охотиться на зайца там, где гуляет курица.
На широкий луг не заходят.
Прокурор, по обвинению которого его арестовали, гневно спросил его, не является ли эта статья прославлением деятельности вооруженных партизанских отрядов и призывом к действиям. Потом он зачитал предложение: «Если враг будет преследовать — убегай, если он отдыхает — мучай его, если он убегает — преследуй его» — и поинтересовался, что обвиняемый думает по поводу этой фразы. Дядя Чжэчжин, не став озвучивать собственные мысли, только заметил, что это древняя истина. Но позже я узнал, что в этих словах описывалась тактика партизан, приведенная в знаменитой книге коммуниста Мао Цзэдуна.