Чудо пылающего креста
Шрифт:
Константин набросал на пергаменте очертания эмблемы на знамени, которое держал в руке пастух в его ночном видении. Это был приблизительно тот же рисунок, о котором говорил Хосий: на греческую букву «Хи» — две перекрещивающиеся полосы или черты — налагалась буква «Ро» — вертикальная полоса, загнутая сверху почти что в форме пастушьего посоха.
— Вот! — воскликнул он, отступая назад, чтобы взглянуть на набросок. — Эта эмблема была на его знамени. И когда он говорил, слова повторялись снова и снова: «Сим победишь».
— Должно быть, Бог христиан поддерживает тебя в походе на Рим. — В голосе Крока звучало неподдельное удивление.
— А ты
— Ошибаешься, август, — спокойно отвечал священник. — Наш Бог принадлежит всем, кто принимает его.
— Многие из тех, кто видел сегодня небесное знамение, подумали, что это знак Аполлона — Непобедимое Солнце, — предупредил Даций.
— Но видение Христа сегодня ночью здесь, в палатке, без сомнения, установило его подлинность, — настаивал Константин.
— К чему бы христианскому Богу посылать тебе знамение? — спросил Даций.
— На это я, возможно, смогу ответить, — заговорил Хосий. — Христос — единственный Сын одного истинного Бога, в которого верил отец Константина. Знамение, которое все мы видели, и эмблема на знамени, которое нес Господь наш, явившийся императору сегодня ночью во сне или в видении, есть символ бессмертия и победы, одержанной Христом над смертью. По-моему, август, это означает, что, если ты вступишь в сражение со знаменем Господа нашего, лабарумом, держа его впереди себя, то Бог передаст Рим в твои руки.
— Оно будет передо мной, — твердо сказал Константин, — И более того: эта эмблема будет на щитах всех моих солдат.
В нетерпеливом возбуждении он повернулся к Дацию:
— Пусть ко мне сейчас же явятся опытные мастера, и прикажи принести драгоценный материал для знамени. И пусть к длинному копью прикуют металлическую поперечину; она должна быть достаточно широка, чтобы всем было видно, когда его понесут перед нами.
— «Поднимите знамя на открытой горе, — проговорил Хосий странным голосом, — возвысьте голос; махните им рукой, чтобы шли в ворота властелинов» [58] .
58
Библия. Книга пророка Исайи. Глава 13.2.
— Что это? — спросил Константин.
— Пророчество из книги Исайи, где предсказывается приход и смерть Христа. Опора, которую ты приказал сделать для знамени, август, — высокое копье с прикрепленным к нему поперек бруском металла, — ты отдаешь себе отчет, что это Знак Креста, на котором умер сам Иисус?
2
Когда, незадолго до рассвета, работа была наконец закончена, лабарум, приблизительные очертания которого Константин нарисовал угольком из костра, являл собой достаточно внушительное зрелище, чтобы захватить внимание и идущих за ним солдат, и врага, против которого его понесут. Верхушку высокого древка венчал позолоченный шар, к которому крепилась поперечина в форме креста (как указывал Хосий), с которого свисало само знамя. Что касается эмблемы, мастера работали над ней, выполняя указания Константина, как он узрел ее в своем видении. Они изобразили в драгоценных камнях на роскошной ткани узор из наложенных одна на другую букв «Хи» и «Ро» такой величины, что всякий видящий эту эмблему не мог усомниться в ее подлинности.
Работу уже почти закончили, когда один из дозорных, поставленных на возвышенность для наблюдения за городом,
— Враг уходит из города! — крикнул он. — Их армия уже переходит через Тибр по Мильвиевому мосту и наведенным плавучим мостам вокруг него.
— Обещанное видением уже осуществляется, — обратился Константин к епископу Хосию, и в голосе его звучал благоговейный страх. — Что же еще могло бы вывести Максенция из Рима, чтобы сражаться на открытом поле?
Прозвучал призыв к оружию, и солдаты заторопились на свои места в боевом строю. Этот маневр осуществлялся быстро благодаря единообразной планировке лагерей, где каждое подразделение занимало строго определенное место. Крок подъехал и спешился перед палаткой Константина, где уже собрались военачальники.
— Какую мы изберем тактику боя? — спросил он. — Фланговую атаку с широким обходом противника, как и прежде?
— Нет, — сказал Константин. — На этот раз фронт врага не может быть очень широким, для масштабной переправы через Тибр у него слишком мало мостов. Мы прижмем его к реке, как прижали германцев к Рейну. Я сам поведу армию, и знамя Господа будет передо мной.
— Но, август…
— Не могу я поступить иначе, когда победа обещана мне Божественной волей, — твердо сказал Константин. — Наши первые прорвавшиеся части развернутся в тылу противника и разрушат понтонные мосты через Тибр, чтобы отрезать врагу путь к отступлению. До наступления ночи Рим будет наш.!
Весть о видении Константина быстро разлетелась по лагерю — вместе с приказом, чтобы каждый солдат нацарапал на своем щите копию сокровенного узора из букв «Хи» и «Ро». Как заметил Даций, существовало большое сходство между скрещенными полосами наложенных одна на другую греческих букв и сияющей эмблемой Аполлона, поэтому многие приняли новую эмблему за знак бога Солнца. У Константина в войске оказалось и немало христиан, и эти понимали символику знамени. Но важнее всего стало то, что армия, еще вчера унылая и удрученная, теперь воспрянула духом, воины исполнились энтузиазмом: видение Константина и дивное высокое знамя перед ними ощутимо свидетельствовали о том, что им обещана победа.
К середине утра армия Константина увидела приближающегося к ней противника. Враг располагал внушительной силой; в центре стояли преторианские гвардейцы со знаменем Максенция впереди, и это говорило о том, что на этот раз он осмелился-таки выйти сам со своими войсками. По обоим флангам наступала мавританская кавалерия, собранная Максенцием в Африке: рослые, с ястребиными лицами воины на прекрасных конях, их белые плащи вступали в резкий контраст со сверкающими доспехами преторианцев. Ополченцы шли сзади: видимо, Максенций не доверял этим не столь хорошо обученным солдатам.
Когда противник появился в поле зрения Константина и Крока, последний сделал еще одну попытку отговорить молодого командующего от его намерения самому повести в сражение свои войска.
— Эта битва может быть и проиграна, но наше дело все еще может победить, — заметил он. — А если тебя убьют, исчезнет всякая надежда справиться с Максенцием и Максимином Дайей. Они раздавят Лициния, как я бы мог раздавить ногой червяка, а потом и нас.
Константин подался вперед в седле, чтобы в последний раз взглянуть на величественное знамя в руках находящегося сбоку от него всадника. Яркое утреннее солнце исторгало золотое сияние из шара на его верхушке, из позолоченных поперечин, из букв на самом знамени.