Чудо в пушистых перьях
Шрифт:
Варвара взглянула на Ряху, тот поздоровался с ней, бабка проронила в ответ:
— Здрасьте. — И перекрестилась.
Мы вошли в кухню, я поставила борщ на плиту и, ощущая некий дискомфорт, поинтересовалась:
— Юрик где?
— В магазин отправила, — ответила бабка, — который день мужик трезвый, уж сил нет на него смотреть. Ясное дело, добром такое воздержание не кончится, еле уговорила бутылку купить. Может, оправится. — Бабка вздохнула и незаметно смахнула слезу, блеснувшую в левом углу правого глаза.
Судьба
— Надо Юрика спасать.
— Уж я и то думаю, лучше б песни пел, а он сидит целый день на подоконнике, вздыхает и все твердит: «Где Васена-то наша…» Не буду вам мешать, — вдруг засуетилась бабка. — Кушайте, а я вон на улице постою, пригляжу за Юркой.
Бабка ушла, а Ряха заметил:
— Хорошие у тебя соседи.
— Не жалуюсь, — ответила я.
Борщ закипел. Я разлила его по тарелкам, и мы приступили к трапезе.
— Классный борщ, Василиса Прекрасная, — через пять минут сказал Ряха.
— Будешь дразниться, половником врежу, — ответила я.
Он приуныл и принялся оправдываться:
— Ты не думай, я ничего плохого не хотел, просто к слову пришлось. И вообще: борщ готовишь классно, выглядишь лучше любой модели и имя у тебя красивое.
— Тебе бы такое имя, — усмехнулась я. Ряха некоторое время смотрел на меня не мигая, затем извлек из кармана какую-то книжечку и сунул ее мне:
— На.
— Чего это? — не поняла я.
— Водительское удостоверение.
— Чье?
— Мое, естественно.
— На что мне твое удостоверение, — отмахнулась я, но Ряха настаивал:
— А ты посмотри, что там написано.
Я открыла и прочитала: «Рудольф Эдуардович Ряжский-Гершон», слабо охнула и торопливо вернула документ.
— То-то, — посуровел Ряха, то есть Рудольф, конечно. — А ты мне про имя толкуешь.
— У нас парень учился, так у него вообще была фамилия Писунов, — не к месту брякнула я и, чтоб загладить ошибку, спросила:
— Значит, тебя по-правильному Рудик зовут?
— Ага. Только ты это… лучше Ряхой зови, мне привычнее, да и вообще… пацаны со смеху умрут.
— Ладно, — согласилась я, потому что сама пережила многое и Ряху отлично понимала.
Мы доели борщ, и разговор у нас потек приятно и плавно. Вдруг у Ряхи зазвонил сотовый. Стало ясно: звонит Витька и сильно гневается. Оно и понятно, проводы малость затянулись. Ряха с неохотой поднялся, и я проводила его до двери. Пока он надевал кроссовки, я стояла и смотрела на его бритую макушку, не скрою, не без удовольствия: всегда приятно повстречать душевного человека. Ряха выпрямился и сказал:
— Ну, ладно, пошел я. Ты не возражаешь, если я позвоню?
— Звони. Номер есть у Груни.
— А зайти можно?
— Заходи, — подумав, кивнула я и добавила:
— У меня борщ почти каждый день.
Ряха пожал
Поначалу вечер складывался просто отлично. Юрик напился, орал песни, и бабка с ним ругалась. Я объяснила ей, почему соседом Сашкой остро интересовалась милиция, и заверила, что он ни в чем не повинен. Юрасик угомонился, бабка пошла спать, а я, приняв ванну, решила лечь пораньше, и тут раздался телефонный звонок.
— Василиса, — позвала Груня, — ты дома?
— Дома, — сказала я, отметив в голосе подруги нотки беспокойства, и тоже забеспокоилась.
— Поговорить надо. Можно мы приедем?
— Конечно, — согласилась я и стала ждать.
Через десять минут опять позвонили, на этот раз в дверь, и вскоре в моей комнате собралась вся компания, то есть я, Груня, Витек, Ряха и, конечно, Пафнутий, который сразу устроился на моей постели. Витька выглядел озабоченным, даже недовольным, а еще чувствовалась в нем какая-то маета.
— Василиса, — начал он торжественно, — дела наши хреновые. Хотя, с одной стороны, они вроде даже ничего, зато с другой…
— Да говори ты толком, — не выдержала Груня.
— А я что делаю? — обиделся Витька. — Короче, так. С ментами заморочек не будет, я имею в виду пальбу в моей квартире. Нас там не было, и кто там кого перемочил, меня не колышет. Мы вообще были совершенно в другом месте, и тому есть свидетели. Самсон твердо обещал. Это хорошая новость.
— Но ты в ментовке все равно не болтай, — влез Ряха.
— Не буду, — кивнула я и потребовала:
— Давай плохую, не тяни за душу.
— А плохая новость… — Витька сел рядом и даже взял меня за руку, вздохнул и, собравшись с силами, продолжил:
— Короче, сидим мы у Самсона, и вдруг является один тип, а с ним — как думаешь, кто?
— Ничего я не думаю, — отмахнулась я.
— А зря. Явился к нему Сверчок. Помнишь гада, что к твоему бате за картиной приходил?
— Помню, — кивнула я, — это джинсовый. — Как не помнить, мое сердце при упоминании о картине болезненно сжалось. Не стоило папуле болтать о ней направо-налево.
— Вот-вот, — глядя на меня с сочувствием, сказал Витька. — Теперь прикинь, что выходит. Вроде как мы с Ряхой картину толкнуть решили и деньги положить себе в карман, с Самсоном не делясь. Соображаешь?
— Нет. Самсон-то тут при чем?
— У нас так не принято, — подал голос Ряха и вздохнул:
— Этика…
— Точно, — кивнул Витек. — В общем, дрянь дело. Расклад такой: либо папа картину продает, у Сверчка и покупатель есть, бешеные бабки выкладывает, папа твой получает деньги, а Самсон свой процент, либо… либо родитель картины все равно лишится, но у нас будут большие проблемы.