Чудо в ущелье Поскоков
Шрифт:
— Хорошо.
— Тут недалеко, километров двадцать. Можешь и на автобусе, если хочешь.
— А может, объявится кто-нибудь из «Свободной» [2] , — добавил Бранимир, останавливая «шкоду».
— Да никаких проблем, я пешком, потихоньку, — вылезая из машины, скромно ответил начальник полиции. Стоило ему выйти, как он насквозь промок. — Парни, спасибо, что подвезли, — сказал он Поскокам, вежливо помахав рукой.
— Горан, береги себя, — заботливо пожелал ему Бране.
2
Имеется
Капулица захлопнул дверцу, и братья поехали дальше. Глядя в зеркало заднего вида на него, сгорбленного, постепенно исчезающего в серости дождя, Звонимир сформулировал умозаключение:
— Да-а, наколол тебя Шопенгауэр.
Дождь через двадцать минут прекратился так же неожиданно, как начался, а в «шкоде» загорелась красная лампочка, предупреждая о критическом уровне горючего в баке. Бранимир подъехал к заправке, Звонимир предложил выпить кофе, они припарковались сзади, за зданием кафе, чтобы полицейская машина не бросалась в глаза, и вошли внутрь.
В стеклянном кубике цивилизации среди глухой каменной пустыни они уселись за стойку, а официант, обслужив их, с убавленным до минимума звуком продолжил смотреть по телевизору фильм с Дензелом Вашингтоном. Он глядел наверх, на экран под самым потолком, и производил впечатление человека, которому из небес явилась Пресвятая Дева. Бейдж у него на груди сообщал, что официанта зовут Милан, но в этой информации никто не нуждался: ни близнецы, ни пожилая супружеская пара за столиком возле окна.
Все сидели молча, спокойно занимались своими делами, и никто даже не обернулся, когда вошла компания мужчин с наголо обритыми головами, в коротких майках и джинсовых комбинезонах или джинсах с подтяжками. Один из них, с пузом, которое переваливалось через ремень, встал посреди кафе, гордо поднял правую руку, щелкнул каблуками высоких ботинок с металлическими пластинками и рявкнул:
— Зиг хайль!
Оба Поскока, официант и супружеская пара к его приветствию остались равнодушны. Звонимир бросил лишь мимолетный незаинтересованный взгляд на шестерых скинхедов, которые рассаживались за столиком у них за спиной. Один из обритых был тощим коротышкой, второй лопоухим и носатым, третий с гнилыми зубами и рябой после оспы физиономией, четвертый косоглазым, в пятом было сто пятьдесят килограмм веса, а у шестого левая нога была на девять сантиметров короче правой. Они развалились на стульях, вытянули ноги и раскинули руки, словно стараясь казаться крупнее, чем на самом деле. Коротышка щедро заказал шесть больших кружек пива.
— Да мне рассказал про них один тип, он живет напротив мечети, — сказал косоглазый, должно быть продолжая разговор, начатый в машине. — Он каждое утро видит, как они моют ноги, прежде чем войти.
— Ну ладно срать-то!
— Да провалиться мне, но муслики посреди Загреба снимают башмаки и носки и моют ноги!
— Фу! Охренеть! — плюнул лопоухий. — Приехали в Хорватию ноги мыть!
— Тех, которые моют ноги, следовало бы отправить в лагеря! — сделал лаконичный вывод рябой тип с гнилыми зубами.
— И долбаных педиков туда же! — добавил тощий коротышка.
— Нужно очистить Хорватию от мусора, — ковыряя в
— А я вам рассказывал, как на меня напали три цыгана? — разгорячился тот, что с короткой ногой. — Втроем, с ножами. Ножи во какие! Как сабли, мать их за ногу! Но я одного свалил ногой в грудь, одному двинул кулаком между глаз, одного коленом в яйца, одного лбом в нос, одному откусил ухо, одному…
— Посмотрите-ка на эту рожу, — перебил его толстяк, заметив на экране Дензела Вашингтона.
— Вот гадость!
— Жуть, — с отвращением заявил косоглазый. — Видеть этого не могу.
— Мартышка, хочешь банан? — бросил чернокожему актеру лопоухий и носатый, и вся компания бритоголовых захохотала.
— Пойди умойся, кретин! — крикнул беззубый остряк, после чего последовал очередной взрыв хохота.
Один только тощий коротышка, вождь и идеолог компании, сидел мрачно сжав губы и нервозно постукивая под стулом ногами.
— Парень, — бросил он официанту, — выключи-ка ты это, чтобы мне не пришлось к тебе подходить.
Официант взял пульт, чтобы сменить программу, но тут подала голос дама, сидевшая у окна.
— Оставьте, я смотрю этот канал, — безапелляционно произнесла небольшого роста рыжеволосая госпожа.
Официант замер, его рука застыла в воздухе, а шесть скинхедов изумленно оглянулись в ее сторону.
— Зайка, — тихо и предостерегающе сказал супруг, невысокого роста мужчина с усами, бородкой и зачесанными назад седыми волосами.
— Но с какой стати? — удивилась женщина. — Я смотрю фильм, — добавила она простодушно, хотя до этого вообще не взглянула в сторону телевизора.
— Ну что тут скажешь? — спросил лопоухий и носатый. — Госпожа любит черных?
— Значит, черномазые тебе не противны, так, что ли? — попытался уточнить гнилозубый в оспинах.
— Зайка, — издевательски добавил тощий коротышка.
— Да, по-моему, он симпатичный, — дерзко сказала маленькая женщина, показывая при этом на экран. — В сто раз симпатичнее тебя!
— Душа моя, — снова умоляюще шепнул ее муж.
— Не перебивай меня, когда я говорю! — бросила она ему сердито и продолжила по очереди, одного за другим, рассматривать бритоголовых. — Он симпатичнее тебя и тебя, и тебя… Он красив как картинка. Настоящий герой. Мужчина с головы до пят. Любая женщина хотела бы быть с ним, чего о вас не скажешь. Вы вообще когда-нибудь смотрелись в зеркало, уроды? Несчастные подонки! Да вы от своей ненависти околеете.
Маленькая женщина раскраснелась от ярости, которую не могла сдержать, а когда замолчала, кафе на бензозаправке заполнила ледяная тишина. Лопоухий и носатый молча встал, подошел к даме и угрожающе расправил плечи. Подтянулись и рябой с толстяком, а седой мужчина с усами и бородкой, пав духом, прошептал:
— Теперь пиздец.
Толстый скинхед злобно улыбнулся ему, а потом схватил за рубашку на груди и приподнял над стулом.
— Баба твоя слишком много тявкает, — сказал он.
— Нехорошо это, когда жена столько болтает, зайка. Смотри, как бы из-за этого в дерьмо не вляпаться, — улыбаясь женщине, добавил поучительным тоном гнилозубый и, неожиданно ухватившись за стол, резким движением перевернул его. Все вздрогнули от страшного грохота металла, фарфора и стекла, повалившегося на покрытый плиткой пол.