Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
Хелен заявила, что занята, а иначе пришла бы с удовольствием. Запирая машину, Гай взглянул на нее и увидел, как она опирается на руку Бруно, переобуваясь в мокасины. Бруно протянул Энн мешок с пивом, будто собираясь уходить.
Светлые брови Хелен в смятении взметнулись двумя желобками:
— Разве вы не едете с нами?
— Я не так одет, — слабо запротестовал Бруно.
— На яхте полно штормовок, — сказала Энн.
Им пришлось взять лодку на пристани. Гай с Бруно заспорили, кому грести, — вежливо, но не желая уступать. Хелен предложила им грести вместе.
— Все равно я шляпы терпеть не могу! — сказал он, покосившись на Гая.
От штормовки Бруно отказался, хотя волны то и дело захлестывали за борт. Было слишком ветрено, чтобы ставить парус. «Индия» вошла в Зунд под парами, и Боб стоял у штурвала.
— Выпьем за Гая! — вскричал Бруно, как-то странно запинаясь и захлебываясь. — Гай с утра подметил это за ним, еще с телефонного разговора. — Приветствую, поздравляю! — Он вдруг извлек очень красивую, с орнаментом из плодов, серебряную фляжку и протянул ее Энн. Как некий мощный, но грубо сработанный механизм, он никак не мог вписаться в нужный темп. — «Наполеон». Пять звездочек.
Энн отказалась, но Хелен, которая успела уже продрогнуть, выпила немного, за ней — Боб. Стоя под навесом, Гай держал руку Энн, спрятанную в варежке, и старался ни о чем не думать, ни о Бруно, ни о дамбе, ни о море. Он не мог смотреть, как Хелен кокетничает с Бруно, а Боб, стоя у руля, улыбается вежливо и немного смущенно.
— Все знают «Туманную росу»? — спросил Бруно, суетливо отряхиваясь, — вода попала ему на рукав. Глотнув из серебряной фляжки, он внезапно опьянел, словно переступил черту.
Бруно был обескуражен: никто больше не желал отведать его отборного коньяка, никто не хотел петь. Доканало его то, что Хелен заявила, будто «Туманная роса» наводит тоску. Он любил «Туманную росу». Ему хотелось петь, кричать, что-нибудь делать. Когда-то еще они соберутся все вместе, как сейчас? Он и Гай. Энн. Хелен. И друг Гая. Нахохлившись, Бруно забился в угол и стал озираться вокруг — на тонкую линию горизонта, которая то появлялась, то исчезала в бушующих волнах, на уменьшающуюся полоску земли за кормой. Он попытался было взглянуть на вымпел, что развевался на ветру под самым небом, но от колебаний мачты закружилась голова.
— Когда-нибудь мы с Гаем перевернем весь мир, как слюдяной шарик, и завяжем на нем бантик! — провозгласил Бруно, но никто его не слушал.
Хелен болтала с Энн, показывая руками что-то круглое. Гай объяснял Бобу устройство мотора. Когда Гай наклонился, Бруно заметил, что борозды на его лбу стали глубже, а глаза по-прежнему глядели печально.
— Да разве ты до сих пор ничего не понял? — Бруно потряс Гая за руку. — Неужели ты и сегодня должен быть таким серьезным?
Хелен начала было о том, что Гай всегда серьезный, но Бруно грубо оборвал ее: какого черта она суется, если не знает, до какой
Но Энн продолжала отказываться, и Гай — тоже.
— Я принес это специально для тебя, Гай. Думал, тебе понравится, — сказал Бруно с обидой.
— Гай, выпей немного, — попросила Энн.
Гай взял фляжку и отхлебнул глоток.
— За Гая! За его талант, дружбу и помощь! — воскликнул Бруно и выпил следом за ним, — Гай — настоящий талант. До вас до всех это доходит? — Он оглядел присутствующих, ощутив внезапное желание обозвать их всех скопищем кретинов.
— Конечно, талант, — с готовностью подтвердил Боб.
— Вы — старый друг Гая, — Бруно поднял фляжку, — и я выпью за вас тоже!
— Спасибо. Да, мы старые друзья. Очень давно знакомы.
— Как давно? — ревниво осведомился Бруно.
Боб с улыбкой взглянул на Гая.
— Да лет десять, наверное.
Бруно нахмурился.
— А я знаю Гая всю жизнь, — сказал он мягко, но угрожающе. — Спросите его.
Гай ощутил, как Энн пытается вырвать руку из его судорожно сжавшихся пальцев. Услышал, как Боб неуверенно посмеивается, не зная, что думать. На лбу у Гая выступил холодный пот. Покой, как всегда, покинул его, весь, до последней капли. Как он только мог предположить, что способен вынести Бруно в обмен на еще один шанс?
— Ну-ка, Гай, давай скажи им всем, что я — твой самый близкий друг.
— Да, это правда, — промолвил Гай. Он отметил напряженную улыбку Энн, ее молчание. Догадалась ли она сейчас? Может быть, только и ждет, что в следующую минуту они с Бруно выразят это в словах? И внезапно все сделалось так, как тогда, в кофейне, в тот день перед ночью с пятницы на субботу, когда у него возникло ощущение, будто он уже рассказал Энн обо всем, что намеревается сделать. Ведь он, помнится, твердо решил ей все рассказать. И то, что так и не рассказал, и Бруно снова вьет из него веревки, казалось ныне достойной расплатой за очередную отсрочку.
— Конечно, я псих! — орал Бруно в лицо Хелен, которая пыталась отодвинуться. — Я такой псих, что схватил однажды весь мир за грудки и задал ему хорошую взбучку! Но никто об этом не догадывается, потому что мы приватно сводили счеты! — Он захохотал, и этот смех, он видел, отдался изумлением на расплывчатых, идиотских рожах, что окружали его, понудил их засмеяться тоже. — Мартышки! — радостно возопил Бруно.
— Кто он такой? — шепотом спросил Боб у Гая.
— Мы с Гаем — сверхчеловеки! — продолжал Бруно.
— Ну, ты, положим, сверхвыпивоха, — заметила Хелен.
— Это неправда! — Бруно попытался встать и рухнул на одно колено.
— Чарльз, пожалуйста, успокойтесь! — попросила Энн, но она улыбалась тоже, и Бруно лишь осклабился в ответ.
— Зачем она говорит, что я пью!
— Что это он такое имел в виду? — спросила Хелен. — Вы что, вдвоем раскололи кого-нибудь на бирже?
— На бирже, бл…! — Бруно осекся, думая об отце, — Йе-хо-о-о! Я из Техаса! Гай, ты в Меткалфе катался на карусели?