Чудом рожденный

Кербабаев Берды Мурадович

— Посмотрим, сколько дней он еще будет бахвалиться, — пробормотал Кайгысыз.

Гутли-мираб взял его за руку, пристально посмотрел в глаза.

— Кайгысыз, а не приехал ли ты из-за Ходжакули-хана?

— Я тут проездом. Но так как задержался в Теджене, то конечно, заодно хочу и это дело выяснить.

— Эх, если бы вы прикончили эту банду! Люди от вас этого ждут.

Атабаев был очень доволен утром, проведенным на заводе Узына. Он мог бы целый день просидеть с Гутли-мирабом. Такие беседы заставляли его надолго задумываться. Пожалуй, только они и усмиряли его пылкий партизанский

темперамент. Абдыразак всегда подшучивал: «Ты, кажется, состарился в молодости. Увидишь старика— не надо тебе ни девушек, ни молодух!»

А Кайгысыз улыбался и вспоминал наказ Нобат-ага у запруды.

В тот день ему не удалось поговорить ни с кем, кроме Гутли. В штабе ждали дела. Он провел ночь в пути, не спал и весь долгий день, только к вечеру немного вздремнул за столом, положив голову на сложенные руки. И снова встрепенулся, чувствуя себя совершенно отдохнувшим.

На рассвете советские отряды стали окружать берлогу Ходжакули. Басмачам пришлось не легко. Они метались по барханам, уходя от погони, но их встречали другие отряды. И в глухой пустыне, где недавно отгремели бои с белогвардейцами, снова слышались стоны раненых, ржали подбитые кони, подняв руки вверх шагали по пескам пленные. Когда наступили сумерки, вести бой стало труднее. Правда, весь отряд Ходжакули был разгромлен. И только ему самому с семью всадниками удалось бежать и, кажется, уйти через границу в районе Серахса.

На охоту

Густой, как вата, папиросный дым висел в комнате. В пепельницах — окурки, а пиалах — недопитый чай, школьные чернильницы на солидных письменных столах, кожаные куртки на вешалке за шкафом, Атабаев с непонятным удовольствием разглядывал комнату председателя асхабадского облисполкома Сары Нурлиева. Что-то от общежития семинарии, что-то студенческое — простодушное и пылкое — во всем этом беспорядке. И нет никакой парадности во встрече председателя Совнаркома Республики, заехавшего в Асхабад как бы по пути.

Да и сам хозяин кабинета Сары Нурлиев больше похож на семинариста, чем на ответственного работника. Сидит в стороне от стола, закинув ногу за ногу, покачивает ногой, беспрерывно дымит, закуривая папиросу одну за другой, и вдруг взрывается, как разорвавшийся патрон.

— Если бы дело зависело от меня, я бы решил его в два счета.

Гром среди ясного неба! Атабаев давно знает Сары, знает, что ему можно доверить любое дело. Жалко только — пристрастился к водке в последнее время, да, кажется, и терьяком не брезгует. И все это совпало с дурными событиями начала нэпа.

— Сары Нурли, кто тебе мешает? Ты ведь хозяин области, — мягко вызывает его на откровенный разговор Атабаев.

— Едва ли хозяин. И уж во всяком случае не хан!

— Ну, представь, что ты полновластный хозяин. С чего бы ты начал?

— Если бы воля была в моих руках… — Сары ненадолго задумался. — Нэп, правда, я сразу бы не ликвидировал. Невозможно одним ударом покончить с торговцами. А вот их опору — священнослужителей, я бы щелкнул!

— Каким образом?

— Повесил бы замки на всех мечетях и храмах, запретил бы молиться скопом.

— Здорово!

— А как же иначе? Ведь основная агитация против нас ведется в мечетях!

— А

как посмотрит на это непросвещенный народ?

— Пошевелит ушами, а потом скажет, что так и нужно.

— Удивительно смелое предположение, — вмешался Овезбаев, оторвавшись от сводки, отпечатанной на огромных листах. — Вы надеетесь росчерком пера отменить все, к чему люди привыкали веками? Что впитано с кровью — то уйдет с жизнью. Религиозные представления властвуют в нашем краю не одно столетие. И сегодня обидеть коран — значит, восстановить против себя народ.

— Может быть, в политике вы разбираетесь лучше, чем я, — сказал Сары, метнув многозначительный взгляд на Овезбаева, — но я бы судил религию и традиции по законам революции.

Овезбаев промолчал. В замечании Сары ему снова почудился намек на то, что он, бывший белогвардеец, смеет претендовать на решение политических вопросов.

— Если не хватает жара, не кипит и вода в казане, — сказал Кайгысыз. — Революция рождается не в один день, Хочешь лишить силы религиозные традиции, — посей сперва семена неверия и ухаживай за ними. А если с ходу опечатать двери мечети, завтра повсюду явятся такие, как Ходжакули… Есть у меня к тебе одно предложение.

— Какое?

— Чтобы не допускать ошибок в своей очень ответственной работе, постарайся познакомиться с историей. В частности, с историей революционного движения.

Сары Нурлиев посмотрел на Атабаева: сидит человек, закованный в кожаные латы — кожаные брюки, кожаная куртка, сапоги… А ведь приехал в специальном салон-вагоне с часовыми, с секретарем, с сопровождающими лицами. И будет теперь читать лекцию о нэпе. А нэп-то по сути — возвращение к капитализму, какими бы красивыми словами об отступлении, о разбеге перед прыжком, не прикрывать это дело… Начнет читать наставления и будет думать, что имеет на это право.

— Должность у тебя большая, — сказал он сдавленным голосом. — Вот и поучаешь.

— Думаешь только поэтому? — улыбнулся Атабаев.

— Мы оба кончали тедженскую школу, пусть и в разное время, но разница эта мне на пользу. И если бы я захотел стать ахуном от революции…

Всегда спокойный Овезбаев вдруг вспылил.

— Ты, наверно, забыл, что после тедженской школы Кайгысыз прошел курс в университете революции!

— А я после школы — что, ишакам хвосты крутил?

Сары негодовал и в то же время был очень доволен, что разговор накалился, что можно довести его чуть ли не до рукопашной. Атабаев лишил его этого удовольствия.

— Не будем сверять отметки в школьных табелях, — по-прежнему улыбаясь, сказал он. — Все ясно без лишних слов. Я думаю, твое раздражение вовсе не от оскорбленного самолюбия. Дело гораздо глубже. Не ты один считаешь, что нэп предает завоевания революции. Партия терпеливо разъясняет таким товарищам их заблуждения. Я не собираюсь устраивать в обкоме школу политического ликбеза. Отсылаю тебя к первоисточникам — к Ленину! Ты же окончил тедженскую школу, разберешься и без моих комментариев в том, что понимают миллионы полуграмотных людей. От себя могу посоветовать только одно — изучай диалектику, иначе всегда будешь становиться в тупик перед каждым поворотом политики, перед каждым изгибом жизни.