Чудовища были добры ко мне
Шрифт:
Вульм кинулся вперед:
— Уймись, придурок! Задавишь!
В любой миг он был готов перехватить руку Натана, или отпрыгнуть, чтобы не получить по роже эдаким окороком.
— Хватит, я сказал!
С размаху он влепил парню звонкую оплеуху. Натан одеревенел, превратился в дубового, рубленого топором истукана. Медленно, словно шея у него заржавела, повернул к Вульму пылающее лицо. Черты парня коверкала ярость — знакомая, бешеная. Вульм видел это лицо в переулке, когда изменник шарахнул вьюками по Куцему Хряпу. Натан часто-часто моргал; слезы блестели в налитых кровью глазах. Водой из дырявого бурдюка
— За что?!
— Танни…
Эльза шевельнулась под изменником. Парень скосил зрячий глаз — кто это там? — охнул и грохнулся с кровати на пол. Башня содрогнулась до основания.
— Эль… Госпожа Эльза!
— Танни…
— Простите! Простите меня! Я не хотел!
— Я…
— Я не нарочно! Простите!
Схватив одеяло, Натан обернул его вокруг бедер с усердием человека, выброшенного голым на мороз. Придерживая края, встал на колени — и так, на коленях, пополз к сивилле. Благо, ползти было всего-ничего. Хрипло кашляя, Эльза запрыгнула на кровать с ногами. Вжалась в стену: ну, как опять набросится?! С запоздалым ужасом схватилась за голову: на месте ли диадема?
Диадема была на месте, только сидела набекрень.
— Два сапога пара, — вздохнул Вульм. — Взбесились, на людей кидаетесь… А мне вас в чувство приводи, забесплатно.
— Я… Я не хотел! — взвыл Натан, рыдая. — Мне сон… Будто в переулке, опять! Отца убили, меня камнями… схватили… Я и стал отбиваться! Простите дурака…
Эльза осторожно потянулась, тронула ладонью лоб парня. Натан окаменел, блаженно жмурясь. Сивилла улыбнулась, пряча за улыбкой боль:
— Не вини себя, Танни. Я понимаю…
— Я, пожалуй, пойду, — оценил ситуацию Вульм. — Вы уж дальше сами…
— Нет!!! — дружно возопила молодежь.
— Вы меня неверно поняли! — сивилла залилась краской: любо-дорого посмотреть. — Я за него боялась! Я и сейчас боюсь…
— А что за него, бугая, бояться? — изумился Вульм.
— Янтарный грот… Я видела: вы шли туда! Я пряталась в пещере напротив… Ему туда нельзя! Повторный размен… Знаете, как это бывает? Кошмар…
Девушку передернуло от воспоминаний.
— Лучше сразу удавиться. Я хотела предупредить, спешила — и сорвалась. Со скалы. Больше ничего не помню. Очнулась здесь, в башне… Я должна убедиться, что с ним все в порядке. Увидеть, как прошел размен. Я все еще сивилла! Я за него отвечаю.
Вульм пожал плечами:
— Как по мне, парень в порядке. Жрет, правда… С душой жрет.
— Ему надо много есть, — кивнула Эльза, и Натан тоже закивал: много, мол. — Он еще растет. Все равно я должна его осмотреть!
— Да сколько угодно! Любуйся!
Вульм сделал широкий, купеческий жест, словно предлагая товар на выбор.
— Натан, сними одеяло.
Румянец вернулся на щеки парня: не от ярости — от смущения.
— Давай-давай! — подбодрил его Вульм. — Кто прощения просил? На коленях ползал? Или мне Циклопа позвать? Он тебе живо отрежет, для опытов…
— Не надо Циклопа…
Отвернувшись, Натан разжал пальцы. Одеяло упало на пол. Ладонями, большими как корыта, изменник прикрыл срам. Вульм втихомолку порадовался: иные ладони здесь не пригодились бы. Хоть лопату неси…
— Ложись на кровать, — велела сивилла. — Лежи смирно.
Натан
Ступни по краям покрылись ороговелыми наростами. От пальцев, отрезанных лекарем, не осталось и следа. Все затянула мозоль, твердая и глянцевая. На пятках корка треснула вдоль стопы. Ни крови, ни гноя; похоже, трещины не доставляли Натану забот. Вульм колупнул корку ногтем — на пробу. И выругался шепотом, когда ноготь сломался.
— Это неправильно. Я же видела! — ахнула сивилла.
— Что?
— Он должен был стать другим. Янтарь не лжет…
Свое мнение насчет «правдивого» янтаря Вульм оставил при себе. В конце концов, это не его дело.
— Перевернись-ка на спину, — велела Эльза.
Натан вывернул голову, уставясь на сивиллу зрячим глазом. Кровать страдальчески заскрипела, грозя развалиться. Было ясно, что этим парень ограничится. На спину его не перевернула бы и рота гвардейцев.
— Что у тебя с лицом?!
— А что? — Натан щекой потерся о плечо. — Лицо как лицо… Это у Ямлака рожа страхолюдная! Я когда на размен шел, боялся. Вдруг и у меня такая станет? Не стала, хвала Митре! Не стала, да? Правда, госпожа Эльза?
Эльза медлила с ответом. Страхолюдина? Нет, это уж слишком. Но и красавцем Натана назвать было трудно. Губы — оладьями, и видно: не в драке расквасили. Глаза навыкате, ноздри раздулись, вывернулись. Еще не урод, и вообще, с лица воды не пить… Впрочем, кто сможет точно провести границу, за которой начинается уродство?
— Надо узнать, закончился ли размен. Что у тебя с ухом?
— А, это… Камнем порвало, когда меня убивали. Господа маги меня спасли! И господин Вульм. Если б не они…
Эльза жестом пресекла словоизвержение:
— У тебя были еще повреждения? После размена, и перед тем, как ты снова попал в грот?
Натан задумался, морща лоб.
— Два зуба выбили. Синяки, ссадины…
— Все?
— Ага.
— Закрой глаза.
Парень послушно зажмурился. Сивилла возложила руки ему на голову. Натан растекся кашей, губы-оладьи сложились в блаженную ухмылку.
— Еще могу, — бормотала сивилла, как в бреду. — Могу!..
Она тоже улыбалась, но улыбка на ее лице, обезображенном струпом, смотрелась жутковато. Эльза походила на безумную. Или одержимую. Снизу донеслись приглушенные шаги, голос Циклопа — слов было не разобрать — и стук входной двери. Господа маги изволили встать, понял Вульм. Не зовут, и ладно. Лучше за этими приглядеть. Еще взбесятся по новой… Он сам себе дивился. Кто б сказал, что Вульм из Сегентарры на старости лет станет подрабатывать нянькой — мигом зубов бы не досчитался! Денег, что ли, с Циклопа стребовать?