Чудовище для красавца
Шрифт:
— Отец? — удивился Леонар. Обычно Лорд Манс не участвовал в трениях на эту тему. Да, не одобрял, да, по лицу читалось, что он обо всём этом думает, но в открытую не высказывался, тем более таким скользким образом. — Я вовсе не желаю довести вас до смертного одра.
— Знаю, что не желаешь, — Манс отпил вина, любуясь танцами рубиновых отблесков. — Это и не понадобится, Леонар. Время не даёт мне забыть о себе и, думаю, настал час с тобой нам поговорить.
— Говорите, — напрягся единственный сын дома Фаилхаит.
— Не здесь. В моём кабинете, без свидетелей.
Мадам Левизия было ахнула, но
— Пойдёмте же, — встал из-за стола Леонар.
— После десерта, — степенно осадил его старший лорд и дождался, когда перед ним поставят тарелку с источающим вишневый запах рулетом. — Сядь, сын. Набегаться ты ещё успеешь.
Кабинет старшего лорда не отличался вычурностью. Могло даже показаться, будто кабинет обставлен бедно, если не знать истинной стоимости дерева, из цельного куска которого сделан массивный стол, и цены самоцветов затейливой мозаики на его задней стенке, обращенной к двери. Глупых людей, не знавших цен на товары, в окружении виконта не встречалось. Потому дорого обставленный кабинет сразу внушал уважение.
Будучи маленьким мальчиком Леонар входил в кабинет, и всегда первым его взгляд цеплял мозаику стола, изображающую голубку с зажатой в клюве ветвью мира. Её глазки блестели изумрудами, а перья отражали блеск лазуритов.
Отец не сел за стол, а устроился в удобном кресле у камина. Настраивая своим поведением вовсе не на деловой лад. Леонар сел во второе кресло и потянулся к бутылке вина, загодя поставленной на низкий резной столик. Наливать сразу не стал, изучил этикетку.
— Семьсот тридцать второй, хороший выбор, отец. В тот год винодельня семьи Браско перевыполнила план по продаже дешёвого суррогата, так много выросло винограда, — скривился младший Фаилхаит.
— Да, хороший был год, — не оценил иронии лорд Манс, — семья Браско до краёв пополнила коллекцию вин дорогих сортов, виноград для которых растила лишь на одном склоне.
Отец забрал бутылку из рук сына и наполнил два хрупких пузатых бокала с гербом семьи на витиеватой ножке – почтовый голубь, застывший не то при взмахе крыльев, не то в падении. По комнате разлился аромат дорогого вина с пряностями. Горячительный напиток, который уважающий себя мужчина должен беречь до особого случая. Леонар понял, это он и есть – особый случай. И был заранее уверен: ему затея отца не понравится. А то, что старик точно что-то задумал, Леонар не сомневался.
— Выпей, сын, — не требовал, а просил Манс, но отказать, когда просят, тяжелее.
Придавая уверенность себе и своим словам, юный лорд перешел с родителем на «ты»:
— И что же мне туда добавили, папа? — так сын позволял звать отца лишь наедине или в узком семейном кругу. — Приворот? Отворот? Сразу яд?
— Если бы мог, то капнул бы валерианы.
— Неужто ждёт меня настолько неприятная беседа?
— По её завершении ты разобьёшь это дорогое вино и испортишь им ковер. Хотя, возможно, твоя ярость изменит направление, и ты меня придушишь.
— Отец, — возмутился Леонар, — у меня и мыслей нет причинить зло.
— Будут, — заверил его Лорд Манс и отпил из бокала. — А вино прекрасное, выпей.
Леонар послушно поднёс
— Говори, папа, что ты задумал? — потребовал он скорейшего разрешения беседы.
— Женить тебя, естественно.
— Пап! — рыкнул Леонар. — Не говори мне, что ты уже решил, на ком, и одобрил?!
— Нет, разве я мог столь глупо поступить? — сразу успокоил его лорд Манс. — Ведь с женщиной тебе долго жить, детей растить и держать честь семьи. Но, главное, тебе предстоит выбранную невесту полюбить. Ты должен выбрать сам.
— Я сделал выбор.
— Да, сделал, — старший Лорд глотнул ещё вина и ухмыльнулся, — в твои года я тоже был горяч. Порою глуп и упрям. Но, знаешь, тебя не просят бросать свою Пай. Тебя просят жениться.
— Но, пап, я хочу жениться на женщине, которую люблю! Да, Онёр – Пай, но почему я не могу взять её в жены? Пусть не быть нам желанными гостями при дворе, но я буду желанен в своём доме и постели.
Манс слушал сына и потягивал вино из бокала. По окончании тирады он поставил опустевший сосуд и, нахмурившись, сказал:
— Леонар, положение нашей семьи шаткое. И это – моя вина. — Дождавшись любопытного взгляда, он продолжил: — В глаза тебе никто не скажет, да и прошли дни, полные обидных шепотков. Твоя мать не была Пай, однако и благородной Сеа она не являлась. Рожденная в семье маркиза вне брака, Левизия не имела возможности быть удостоенной чести даже Уль3, её лишили права наследования королевских привилегий и обеспечения, сделав Ут4. Своим выбором я нанес глубокую рану статусу семьи. Потребовалось много времени стянуть края и скрепить их неровным швом, но люди ещё помнят, и твой неосторожный шаг может открыть зажившую было рану.
Леонар слушал, бледнея всё сильнее. Он понимал. И теперь жалел, что раньше не знал о семейном положении. Если дом Фаилхаит продолжит чернить свое имя, то он лишится королевских привилегий, а с ними и беспошлинного провоза товаров. Потеряет часть лесов и фабрик. Почтовый голубь падёт, принеся дурную весть…
Но разве он должен поставить счастье семьи выше своего?
— Что ты предлагаешь, папа?
Лорд окинул сына оценивающим взглядом, удивился, как тот похож на него, и передал ему заранее заготовленную бумагу. Сын вырвал её из рук отца грубо, резко, едва не порезав пальцы. Не узнать завещание – сложно: массивный, подбитый по краям металлом пергамент в полтора раза тяжелее любого документа. К великому сожалению многих юных людей, такой пергамент вступал в силу не только после смерти родителя, но и при жизни требовал выполнения капризов старших рода.
Чем дольше Леонар читал, тем больше он сомневался в здравомыслии отца. Хотя, пожалуй, должен был вначале подумать о собственном. Метнул вопросительный взгляд в надежде: вдруг всё окажется шуткой. Но нет, Лорд Фаилхаит серьёзен, как никогда.
— Отец, ты шутишь?
— Нет, сын, шутки кончились.
— В таком случае, могу предположить – сошёл с ума?
— Спроси любого, мой ум кристально чист.
— А юмор ироничен. Пап, — вскипел сын, — эти условия выполнить нереально!
— Отчего же, Леонар?