Чудовище и красавец (сборник)
Шрифт:
– Вы настолько всепрощающи? – спросил он с плохо скрываемым сарказмом.
– Всепрощающа? Нет, – поморщилась я. – Сказать по правде, я довольно злопамятна. Это принято считать недостатком, но мне кажется неправильным забывать зло, равно как и добро. Хотя бы для того, чтобы не наступать дважды на одни и те же грабли. Скорее, я… – пришлось, смолкнув, подбирать подходящее слово, – …за справедливость.
Надеюсь, это прозвучало не слишком пафосно. Во всяком случае, я к пафосу не стремилась.
Взаимопонимания нам явно было не найти,
– И именно справедливость заставила вас остановиться, увидев на мосту человека со сгорбленной спиной?
Я недоуменно подняла глаза на военного, пытаясь вникнуть в суть вопроса.
– Не знаю, – произнесла я наконец. – Нет, наверное. Я просто увидела человека, которому, возможно, нужна была помощь, и поэтому ее предложила. – Собственная растерянность начинала слегка раздражать. И вообще, что за странный вопрос? – У меня не было ни времени, ни стремления подробно анализировать свой поступок. Разве это важно?
– Нет. Наверное, нет. – Гильад отвечал, но, кажется, уже думал о чем-то другом. И вдруг спросил: – Как вы относитесь к тому, чтобы встретиться еще раз? При более благоприятных обстоятельствах?
Я сглотнула. Как-то не ожидала такого поворота. То ли опыта не хватает в подобных делах, то ли военный попросту задался целью вконец меня запутать.
– Ну… В принципе, можно, – немного растерянно проговорила я затем. – Только у меня необычный график. И выходной может выпасть на любой день недели.
– В таком случае я справлюсь у вас дня через два о следующем выходном?
Я улыбнулась, неловко пожала плечами.
– Хорошо.
Звон дверного колокольчика, многократно усиленный магически, раздался будто бы над самым ухом, хотя находились мы в мастерской.
– Демонова теща! Они уже здесь! – недовольно выдохнул мой работодатель.
Это ругательство звучало несколько странно из уст художника (от человека такой профессии ожидаешь чего-нибудь более оригинального и изящного), но я слышала его от Брика не в первый раз.
– Закончишь тут? – со вздохом уточнил оман.
– Конечно.
На самом-то деле о том, что сегодня к Брику придут гости, мы знали заранее. И колокольчик зазвонил, как и было назначено, ровно в шесть. Однако художник оказался настолько увлечен работой, что воспринял этот звонок так, будто друзья заявились часа на два раньше, чем планировалось.
– Тогда закругляйся, и можешь идти домой. – О том, что сегодня я заканчиваю работать пораньше, мы тоже договорились заранее. – Да! – вспомнил он. – Сможешь отнести вниз кахелет?
Я утвердительно кивнула. Кахелет – специальный материал, из которого готовилась синяя краска. Краска эта получалась необычной, позволяя особенно достоверно передать глубокий цвет летнего неба. Сам материал,
Художник, накинув на плечи сюртук, отправился открывать. Далия к этому времени уже была отпущена, так что гостей предстояло впустить лично хозяину.
Я неспешно закончила свои наброски, сложила листы с расчетами, поглядела на картины и лишь после этого собралась спуститься в погреб, прихватив баночку с темно-синим содержимым. И только тогда сообразила, что для этой цели нужно будет пройти через весь дом, и главное – через гостиную. Ту самую, где Брик уже сидел вместе со своими друзьями.
Черт! И что мне стоило проскочить на кухню раньше? (Лестница в погреб вела именно оттуда.) Теперь придется шествовать мимо всей компании. Я такое терпеть не могу, тем более и статус у меня здесь не тот, чтобы вертеться среди гостей. Да и собственная внешность давно приучила обходить подобные посиделки стороной. Однако же и выбора нет. Быстренько проскользну, авось, внимания особого не обратят.
Вышла из мастерской, быстро пересекла кабинет и нерешительно замерла у распахнутых дверей гостиной.
– Этот Габаи совершенно ненормальный, – тоном бывалого сплетника вещал один из гостей, рыжеволосый.
Всего за столом сидело трое. Помимо говорившего и собственно Брика, откинувшегося на спинку стула с бокалом в руке, я увидела еще одного гостя, худого шатена. Он как раз перекладывал что-то себе в тарелку из глубокого сотейника, над которым вился пар, но при этом, кажется, ни на секунду не переставал прислушиваться к рассказу приятеля.
– Вздумалось ему нарисовать портрет, – продолжал рыжеволосый, эмоционально размахивая собственной вилкой, на которую был нанизан еще не съеденный кусок мяса. Говядины или телятины, судя по цвету. – А поскольку он оман и рисовал, как видно, старательно, портрет – девушки, к слову, – получился как живой. Так вот, Габаи умудрился в эту самую девушку влюбиться.
– И что?
Шатена история, похоже, впечатлила. Брик же продолжал потягивать вино со своим обычным безразличным видом, разве что уголки губ едва заметно приподнялись, наметив легкую улыбку.
– А что тут может быть? – Рыжий отправил наконец вилку в рот и выдержал драматичную паузу, тщательно пережевывая мясо. – Оман, да простят меня присутствующие, – это не бог, настоящую женщину сотворить не способен. К ней можно прикоснуться, тепло дыхания ощутить, посмотреть, как ветер треплет волосы. А пообщаться с ней по-настоящему нельзя. Вот и мается он теперь, и чем все это закончится – неизвестно. Если хотите знать мое мнение, то, думаю, свихнется он окончательно рано или поздно. Такая влюбленность до добра не доведет.