Чудовище
Шрифт:
Тем не менее она исчезла. Они забрали ее с собой, унесли в своих сильных руках. Осталось лишь двое детей. Это был дар Люцифера Людям Льда, сказали они. Черные ангелы коснулись жалких пеленок, в которые были завернуты новорожденные, и ткань стала поразительно теплой — и это тепло сохранялось и теперь. И один из них положил руку на голову Хеннинга. И сказал, что Хеннинг должен занять теперь место избранного — а избранной ведь была Сага! Значит, Хеннинг должен был занять место Саги? Но разве мог он это сделать?
Он прикоснулся
В печи горел огонь, тепло распространялось по комнате.
— Вы можете полежать так немножко? — озабоченно сказал он малышам. — Я пойду подою коров, принесу вам молока, а то вы проголодались.
В самом деле они были голодны. Они кричали изо всех сил. Ждать им оставалось совсем немного, но их жалобные крики пронзали насквозь его душу и сердце.
Никогда он еще так быстро не доил коров!
Он быстро раздал всем завтрак: сено коровам, помои свиньям, ячмень курам и так далее. Уборку помещения он решил сделать потом.
И, словно заботливый нисс, он бросился бегом через двор с полными ведерками молока.
Считая, что первым делом нужно накормить малышей, он оставил их лежать на постели, а сам стал наливать для них молоко. Сага говорила ему, что молоко должно быть слегка подогрето и смешано с водой.
Но как ему покормить их?
И когда он сидел на краю постели и пытался чайной ложкой вливать им в рот молоко, вошла Лине из Эйкебю.
Это была худая, бледная женщина, выглядевшая старше своих лет. Каждая линия в ее лице и теле свидетельствовала об усталости, во всей ее фигуре чувствовалось измождение. Жизнь, наполненная тяжелой и беспрерывной работой, вечное беспокойство — все это оставило свой печальный след. Ее муж хотел продать Эйкебю, которое теперь простиралось до самого Гростенсхольма — или, вернее, до того, что было когда-то Гростенсхольмом. Лине нечего было сказать по этому поводу, ей оставалось только скорбеть о том, что ей придется покинуть отчий дом, поскольку Эйкебю было ее усадьбой, а не его.
Жители Эйкебю всегда считали себя родственниками Людей Льда. И если кому-то из Людей Льда требовалась помощь по хозяйству, те всегда приходили. Уже целых пятьдесят лет ситуация была напряженной, после того, как Хейке заманил в Гростенсхольм вредоносных призраков. Но после того, как в это вмешалась Сага и прогнала серый народец восвояси, жители Эйкебю снова начали сближаться с Людьми Льда. Осторожно, испытывая угрызения совести, поскольку все эти долгие годы они изменяли своим «родственникам».
— Господи! — воскликнула она, войдя в комнату. — Что это у тебя здесь такое?
—
— Чьи это дети? Фру Саги? Она уже родила? А где она сама? Ах да, она наверняка в постели…
— Саги больше нет, — жалобно пропищал он.
— Нет? Что ты хочешь этим сказать? Нет, подумать только, какой красивый малыш! Ты когда-нибудь видел такого? А второй… О, Господи, крест святой! Какой уродец! Не приведи Господь родиться таким! Я видела господина Хейке, но этот намного уродливее! Но, Хеннинг, значит… О, Господи, значит, маленькая фру Сага… — ее голос понизился до шепота, — … умерла?
Хеннинг не в силах был вымолвить ни слова.
— Но где же она? Наверху, в комнате?
— Нет, — хрипло ответил он. — Она умерла ночью. По пути сюда.
— Она лежит… в карете?
— Нет, она теперь далеко отсюда. Лине пыталась разобраться во всем, на это ушло несколько минут.
— Так где же она? — спросила она наконец. — Мы должны привезти ее домой.
Хеннинг был в панике. Не мог же он сказать, что два черных ангела забрали ее с собой!
— Нет… — ответил он. — … Это не нужно делать. Там были люди. Думаю, что это кто-то из церкви. Они обещали похоронить ее…
— Но ведь нужно было сначала…
— Она была вся в крови.
— Да, да, понимаю… — сбивчиво произнесла Лине. — А твои родители? Где они? Ведь не будешь же ты один управляться с этими крикунами?
— Они скоро приедут, — торопливо ответил он. — Судно немного задержалось.
Она уставилась на мальчика. Он был в доме совершенно один с двумя новорожденными детьми!
И губы его дрожали.
— Задерживается? — недоверчиво произнесла она. — Так много дней?
— Беспокоиться нечего, — торопливо сказал он. — Судно не шло мимо Молена, оно направлялось другим курсом…
— Оно пропало?
— Временно. В гавани все уверены в том, что его скоро найдут, но мы не могли ждать, потому что Сага почувствовала себя плохо и нам пришлось отправиться домой.
Лине поняла, что он не в силах говорить об этом больше. Его застывшее лицо и явное нежелание отвечать на вопросы свидетельствовали о том, что именно сейчас он больше всего опасался сочувствия и жалости. У этого мальчугана тоже была своя гордость!
— Дети… — пробормотала она, поворачиваясь к ним. — Их нужно покормить.
В этом не было никаких сомнений. Они отчаянно кричали своими мяукающими голосами, что, впрочем, не мешало беседе.
— Дай-ка подумать… — сказала Лине. — Есть ли в нашем округе какая-нибудь кормилица? Здесь столько много новых, приехавших из других мест семей, что я не знаю и половины из них! Нет, я ничего не слышала о кормилицах, но я узнаю. Во всяком случае, из ложки их кормить не следует. Но у меня дома есть рожок, из которого мы кормим телят… Я сейчас пойду и принесу его.