Чудовы луга
Шрифт:
— Ого, как замотался! Как кроль в силке. Не, вы гляньте, это ж надо так самого себя увязать! — Уже слышанный Ласточкой отрывистый хохот.
— Задохнулся, похоже, — хмыкнул еще один голос. — Ткнуть его для верности?
— Оттащи пока в сторону. Тут тоже кто-то есть. Двое. Вот тут.
Не отсиделись.
Тяжелые шаги, натянулось полотно. Визг ткани о лезвие, темнота распалась.
Белый свет резанул глаза, Ласточка зажмурилась, невольно уткнулась лбом Раделю в грудь.
— Гляньте, и правда двое! Гляньте, баба!
Прикрываясь ладонью, Ласточка подняла голову, поглядела между пальцев. Глаза жгло.
Темная фигура перед ней расплывалась. Темная, черная на белом. Грива волос, цветные лоскуты, бусины, какой-то сорочий хлам в шевелюре. Рваная кромка плаща. Золотное шитье, бурые пятна, мокрый заляпанный бархат. Ноги широко расставлены, руки на бедрах. Тяжелый рыцарский пояс, под ним — тонкий, плетеный, с каменьями.
Взгляд сверху вниз. Лицо… волчье.
Чужое.
Кай…
Губы не слушались. Ласточка только открыла и закрыла рот.
— Чиво с этими, Вентиска?
Он досадливо поморщился, потом отвернулся, уставившись в дрожащую кисею снега. Вокруг, скалясь, толпились разбойники.
— Эту, — небрежный кивок головы, — забираем в крепость. Остальных прикончите.
— Ты что! Ты что! — обрела голос Ласточка, чувствуя, как из глаз все-таки потекло. — Это ж сам лорд Радель! Не смей!
Сильная рука схватила ее за шиворот, приподняла, отрывая от раненого, за которого она цеплялась обеими руками. Потом пальцы разжались.
Кай усмехнулся, показав зубы, зло прищурился.
— Надо же. Высоко взлетела. Ласточка.
Быстрое, размазанное движение — так плавится воздух в жаркий день. Человек не может… не должен так двигаться.
— Забирайте всех троих.
Он развернулся и пошел прочь.
22
Возвращались быстро, по знакомой дороге. Первый порыв непогоды иссяк, побелели ветки, куртины сухой травы осыпало снежными хлопьями. В небе, теперь прозрачном, дымчато-голубом, как роспись на драгоценной тарелке драконидского фарфора, кружились редкие белые пушинки.
Три рыцарских коня перебирали копытами, шли быстрым шагом пехотинцы, закинув щиты за спины.
Котя, примостившаяся на крупе тальенова вороного, держалась обеими руками за высокую, как спинка кресла, луку и все оглядывалась — черные, тянущиеся вверх столбы дыма нарушали холодную красоту первого зимнего дня.
— Разговоров о колдовстве… только языками трепали, — разочаровано пожаловался Радо. — Я уж не чаял сразиться с толпой демонов, поглядеть, каковы они…
— Это ж беглые были, добрый сэн, — неожиданно пояснила Котя, оглядываясь в очередной раз. — Станет им разве Шиммель помогать? Они его предали, отреклись. Шиммель теперь с сыночком своим ездит, руку его держит.
— Это мы посмотрим, — Радо фыркнул.
— А чегой тут смотреть? — удивилась Котя. — Шиммель раньше человеком был, разве
— Человеком? — Радо навострил уши. Ехать было скучно, отчего не послушать пару сказок.
— Он еще полста лет назад в здешних местах лордом сидел, сэн рыцарь, — Котя зажмурилась. — Ох, и рассказывают про него… великий лиходей, ни своих, ни чужих не жалел. Бешеный.
— Наверняка свои и прикончили, — хмыкнул Радо, не поворачивая головы.
— Если бы. Такие же душегубы, ворон ворону глаз не выклюет. Это Канела, дева прекрасная, волшбу сотворила и лиходея остановила. Шиммель-то, известно, до красивых девок охоч был, прям удержу не знал. Вот и нашла коса на камень. А было это так… — Голос Коти сделался мечтательным и зазвенел, как колокольчик. — Жила-была в наших краях девушка по имени Канела, собою хороша как заря, косы пшеничные до пояса, глаза, как озера синие, щеки румяные… и говорили люди, что знает она травы и слова волшебные, и кровь может заговорить, и ветер вызвать, и болезнь злую наслать, если что не по нраву ей придется…
— Заливай больше, селянка, — подначил ее любопытный Элспена, подъезжая ближе и придерживая коня вровень с вороным.
— А не любо, не слушайте, добрый сэн, — не унималась Котя. — У нас эту историю каждая собака знает.
— И что ж, Канела эта?
— А то, что Шиммель окаянный прослышал про прекрасную деву-волшебницу и поклялся страшной клятвой, что заполучит не только ее саму, но и волшебством ее попользуется. Как-то на исходе осени наехал он со своими людьми в ее хижину, что в лесу стояла, целую ночь над ней куражился, а наутро приставил к горлу девушке свой острый меч и говорит: «Сделай меня бессмертным и в бою непобедимым, а не то жизни лишу!»
— Ха, губа не дура была у вашего Шиммеля!
— Вечно жить хотел, — зло сказала Котя.
Тальенов вороной переступил через выпирающий корень, нервно вскинул задом. Крестьянка сунулась носом в колючий рыцарский плащ и пискнула, цепляясь изо всех сил.
— Ты там держись, э!
— Держусь, благородный сэн. Несподручно без седла.
— А тебе в рыцарское седло надо сесть? — хохотнул Радо и нарочно кольнул вороного шпорой. Тот шарахнулся, снова скакнул вперед. Элспена, которому прижало правую ногу, выругался и добавил вредной скотине плетью поверх попоны.
— Эээ!
— Прекратите, — Мэлвир начал потихоньку закипать. — Что с вами сегодня?
— А я не знаю! — Тальен зло сверкнул глазами. — Так и жмет что-то под сердцем. То ли запеть хочется, то ли еще порубить кого. Ровно вымороженного вина напился. Приедем в лагерь, помашем мечами, а? Мэл?
— Намашешься еще, — Соледаго потер лоб, пригладил короткую золотую стерню, огляделся по сторонам. — Что за отвратный день…
— Ты рассказывай, девушка, — сказал он Коте. — Может в твоей сказке полезное поучение отыщется.