Чумные
Шрифт:
Когда она проснулась, наступило раннее утро. Не раздумывая, девушка взяла со стола огромные длинные ножницы Филиппа и пошла в северную часть города.
Ванесса вошла в карантинную часть поселения через полчаса. Ей было страшно. Особенно страх был силен, когда нужно было обходить чумных. Особого труда это не составляло: ночью прошел обильный дождь, на земле было множество ручейков и лужиц. Безумцы "паслись", собирали влагу губами, кто-то жадно и быстро переходил от одной лужицы к другой, а кто-то еле ползал. Их судьба Ванессу не волновала. Она молча молилась Дее, чтобы дождь застал Нила в пути. Ведь тогда чумные были бы заняты дождем, а не юношей.
Она обходила одну улочку за другой, по пути заглядывая в пространства между домами. Какое-то время Ванесса надеялась пересечься с Филиппом, но патрули были только на окраине. Кроме того, может быть, вспыхнул новый очаг заражения,
Спустя час безумных скитаний среди безумцев девушка заглянула в очередную улочку между домами. Увиденное ее добило. На земле лежал юноша в крестьянских плотных штанах и рубахе, рядом с ним рыл землю острием короткий меч с бронзовым яблоком. Одежду и землю вокруг покрывала засохшая и смешавшаяся с грязью кровь. Тело было изуродовано до неузнаваемости: на юношу набросилась целая стая безумцев. В кулаке левой руки у него был зажат отрезанный локон цвета воронова крыла, волосы слиплись от загустевшей крови. Ванесса несколько мгновений стояла и невидящим взглядом смотрела на тело. Она не желала верить в то, что видит, однако реальность безжалостно прорывалась через ее простую защиту, построенную на односложном отрицании. Она, как горная лавина, как силовой молот в кузницах Задушшела, разбила последние иллюзии и надежды, ворвалась внутрь девушки и вымела оттуда все светлое и доброе в одно мгновение. Ванесса почувствовала, как почернел мир внутри нее, как ее душа налилась тьмой и горем. А потом пришла боль. Сил сдерживать слез и стонов не было. Ничего не видя, девушка побежала прочь из переулка и из зараженного района. Она бежала в сторону храма, в место, где ее никто не мог найти. Ванесса даже не вспомнила, что ее ждет работа дома, что, может, у двери ее ждут больные, которым нужна ее помощь. Были только чернота, холод, безразличие ко всему и всем. И боль, целый океан боли. Из-за творящегося в ее душе она даже не заметила, как выронила ножницы, инструмент, который был у Филиппа в единственном экземпляре.
Навстречу ей шел священник Мартин. Девушка пронеслась мимо быстрее ветра, однако церковнослужитель успел заметить на ее щеках слезы и услышать, как она плачет. Несколько секунд он ошарашенно стоял на месте и глядел ей вслед. Он удивился, потом подумал, почему это ведьма от чего-то бежит и плачет. Неужели дьявол отверг ее? Или она как-то разгадала умный план Мартина?
Думая так, он пошел по ее следам, отчетливо видным на размякшей глинистой почве. Потом дошел до места, где ее следы были особенно глубокими и четкими - она стояла здесь какое-то время. Рядом лежали, воткнувшись одним острием в почву, ножницы Филиппа, которые священник поднял, подозрительно на них глядя. Мартин оглянулся по сторонам и тут заметил тело в переулке между домами. Разодранное до неузнаваемости тело юноши, отцу которого он подсадил скорпиона за шиворот вчера. Челюсть церковнослужителя отвисла, глаза выпучились. Рядом лежал меч с бронзовым оголовьем. В руке у покойника был зажат локон. Потрясенный священник долго смотрел на тело, потом где-то раздался истошный крик и торжествующий яростный крик чумного. Мартин вздрогнул и пошел прочь. Явным преуменьшением было бы сказать, что он был потрясен, растерян и напуган, что не такого он ожидал от своего плана. Он шел к храму, в место, где ему никто не помешает и где он сможет все обдумать. В руке у него были ножницы Филиппа, а в глазах - потерянность и страх. Мартин что-то невнятно бормотал.
Солнце достигло зенита и нещадно жгло земных обитателей.
XIII
Филипп вернулся домой днем. Он не застал Ванессу, подумав, что та ненадолго вышла погулять. Лекарь успел хорошо узнать свою подопечную и справедливо считал, что она не бросит работу, только выйдет развеяться на минутку. Однако алхимик не мог знать о произошедшей истории с отцом Нила и о смерти юноши. Его не было дома все это время. Трупов в доме больше не было, как и пожилого траппера с севера. Его тело забрали моряки вместе с остальными, чтобы похоронить.
Первым делом лекарь выпил пахнущую железом жидкость из флакона, одну партию которой он сварил на Зеленом берегу. Затем, почувствовав облегчение, лег спать и проспал до полуночи. С этим часом он проснулся, не ощущая более усталости. В главной комнате, или семейной, как ее называли на севере,
Алхимик взял трость и вышел из дома, оставив записку на столе: "ушел искать тебя, вернусь к утру". Первым делом он направился в сторону храма, вернее, к зарослям, которые высились за ним. У него было чувство, что что-то случилось, что-то плохое, от чего Ванесса убежала. Так же, как из дворца во время бунта или как из дома после смерти отца.
"Но больше ведь никто не умер?
– Спросил он и понял, что его вопрос лишен смысла. На Зеленом берегу теперь почти каждый день кто-то умирал, а чаще всего трупов становилось больше на несколько сразу.
– Что могло случиться такого, чтобы она опять убежала? Пожалуй, только чья-то смерть. Больше ее расстроить здесь ничто не может"
Какие-то мысли складывались у него в голове, а потом сложились в законченную мысль. Филипп знал только одного человека, который был ей дорог (себя он не считал, да и не осмелился бы так смело это утверждать из-за своего характера), и исчезновение Ванессы приводило к неутешительным выводам. Нил умер? Нет. Нет и нет, не мог этот юноша умереть, если ему и отпущен срок, то он не так краток.
И все-таки мрачное ощущение в ночи подсказывало лекарю, что так и есть.
"Ладно. А не может ли быть так, что моя подопечная скрылась по какой-то другой причине?" - Подумал он и понял, что знал ответ заранее, только не хотел себе признаваться. Ванесса не убегает от трудностей, которые может решить, она их решает, порой в жесткой форме, и для нее это не причина для грусти.
В мрачной тишине Филипп шел к развалинам храма. Луна сияла в небе.
Ванесса не вздрогнула, когда на лестнице послышался звук шагов и треск камушков под подошвами. Какая-то ее часть уже смирилась с тем, что лекарь ее найдет, и единственный протест, который вызвал у нее этот звук, так и остался у нее в душе, невысказанный.
Как и в прошлый раз, девушка сидела на балконе, глядя на остатки того, что раньше было садом. Только теперь она не думала о том, как жить дальше. О чем тут было думать? Смерть Нила была для нее ударом, который не смог сломить ее внутренне. Погнул, искорежил, наполнил тьмой и безразличием больше, чем все предыдущие смерти родных и близких, но не сломал. Это было главным. Сейчас она не думала о том, как быть дальше, думала о том, как быстро пройдет горе и боль утраты. Зато она поняла кое-что важное, как ей показалось.
– Филипп, знаете, есть такое слово, "пережить".
– Сказала она в темноту, не глядя. Она не сомневалась, что он стоит в том же месте, что и в прошлый раз, и все слышит и понимает. Голос ее был доверительным и только немного грустным. Однако лекарь не позволил себя обмануть: он ощущал идущие от нее черные волны боли.
Филипп только по этой фразе понял, что его худшие опасения подтвердились. Он молча подошел ближе и встал рядом.
– Пережить разлуку, пережить какое-то горе. Обычное слово, да? Но почему "пережить"? Почему не прожить? Как перешагнуть, только пережить. Пропустить отрезок жизни, не обращая на него внимания. Имеется в виду, что это неблагоприятное время закончится раньше, чем человеческая жизнь. Поэтому "пережить". Прожить дольше, чем беда, перешагнуть через нее и жить дальше. И я вот думаю, что мне будет тяжело пережить все это.