Чуть больше о драконах
Шрифт:
– Не надо, – покачала я головой. – Демоны с ним, пусть живет! Знаешь, Гордон оказался таким дураком, что я его даже простила. К тому же, если бы не его ослиное упрямство, мы бы никогда с тобой не встретились… – И я бы сейчас не ехала в черной карете с коршуном по направлению острова Синэ, где находился его особняк.
Деду мои слова не слишком-то пришлись по душе, но он все же признался, что доля истины в них есть.
– Хорошо, – наконец, смилостивился старый лорд. – Пусть живет! Но я знаком с его отцом, так что сделаю тому внушение. Посмотрим, сможет ли его единственный отпрыск немного поумнеть.
– Потому что… Ты ведь не знаешь… – мотнула головой, разгоняя слезы. – Как только я приехала в Дайсу, я каждый день приходила в ту кондитерскую, чтобы на тебя посмотреть. Ты проезжал мимо в черной карете ровно без четверти двенадцать, направляясь в свой Парламент. А я сидела и представляла, какой ты на самом деле. Пыталась понять, почему отец всегда отзывался о тебе с такой враждой…
– И как, поняла? – полюбопытствовал дед.
– Нет, – покачала головой. – Я так и не почувствовала никакой вражды. Наоборот, мне показалось, что ты так же одинок, как и я в столице. А потом прочла твое письмо. – Собиралась всхлипнуть, но не стала его расстраивать. – Ты должен знать, что я очень тебя люблю.
– Я рад, – отозвался он. – Очень и очень рад тому, Дарлин, что ты у меня есть! Но и ты должна знать, что ради тебя я бы пошел на все. На любые условия заговорщиков.
– Даже на предательство Астара? – всхлипнула я.
– На все, Дарлин! – ответил дед спокойно. – Я бы не только предал свою страну, но и с легкостью отдал бы за тебя свою жизнь. Потому что, потеряв сына, отчетливо осознал, что самое главное в жизни это…
– Это семья, – закончила я, бросившись в его объятия.
…В особняке нас встретили встревоженные слуги, окружившие меня такой заботой, словно я была их потерянным двадцать лет назад ребенком. Очень скоро я смыла пыль и грязь с рук и лица, затем мне выдали платье покойной бабушки, оказавшееся почти впору, после чего позвали в столовую, где меня поджидал дед.
Поужинали мы с ним чуть ли не в полночь, но я еще долго рассказывала о нашей жизни в Кайер-Думе, одновременно размышляя, как быть дальше, и стоит ли поведать ему на ночь глядя о приключившемся со мной и Конрадом Мелгардом Даре Все-Любви. Вернее, Даре Все-Отца, и что мы с ним друг без друга уже больше никак.
Затем вспомнила, что Конрад собирался прибыть в особняк рано утром, и решила, что… Пусть он сам во всем признается! К тому же, этой ночью переноса я больше не ждала – один уже был, – а разговор мог выйти слишком длинным и серьезным.
Поэтому и решила, что дело подождет за завтра.
Попрощалась со старым лордом до утра. Выкупалась в ванной, не отказавшись от помощи милой пожилой служанки, натянула длинную ночную сорочку, пусть и немного большеватую – она тоже принадлежала моей покойной бабушке, – после чего устроилась в гостевой спальне, решив, что на этот раз я уж точно высплюсь.
Зевнула, заворачиваясь в теплое одеяло. Закрыла глаза и…
Второй раз за день свалилась на голову Конраду Мелгарду.
Глава 14
На этот раз я грохнулась на Конрада с потолка, причем, даже не ему на руки, а упала плашмя, потому что он, оказалось, лежал. Предположительно спал, явно не ожидая такого «подарка» от судьбы.
Вместо этого утащил к себе под темное покрывало. Теперь уже растерянно охнула я, наконец-таки осознав, что произошло.
То, что свалилась на чужую голову второй раз за день! Но как?.. Почему?! Такого я явно не ожидала.
И не только того, что окажусь в чужих объятиях, а еще и того, что эта комната и эта софа будут подозрительно похожи на ту, где пару-тройку часов назад я поедала шоколадное печенье, рассказывая лорду-канцлеру и его друзьям из Тайной Канцелярии о своем «свидании» с Орденом Кровавых Охотников.
Правда, еще повезло, что Конрад оказался в одежде. Наверное, прилег отдохнуть – вот так, в рубашке и штанах, надеясь немного вздремнуть на рабочем месте, – а тут я «пожаловала» с визитом…
Но отпускать опешившую меня он не спешил. Вместо этого припал к моим губам, утягивая еще глубже в недра своего покрывала, наваливаясь горячим, крепким телом, умело пробуждая жаркие желания и неведомые доселе ощущения, от которых так быстро и слишком сладко закружилась голова.
Думала его оттолкнуть, но уже не смогла…
А потом просто-напросто перестала думать. Вместо этого принялась отвечать на его поцелуи, чувствуя, как от умелых ласк желание тела лишь набирает силу, и очень скоро не осталось сомнений в том, что нет ничего более правильного, чем позволить ему обладать, а себе сдаться в сладкий, страстный плен неизбежного…
Правда, как оказалось, за нас двоих думал все-таки он.
В какой-то миг все же остановился, из-за чего я застонала от разочарования, а затем скатился с меня и сел рядом. Но и на этом не успокоился – принялся поправлять бесстыдно задравшийся подол моей белоснежной сорочки. Впрочем, он сам его и задрал, так что стыдно мне нисколько не было. А затем еще и завернул меня в плед, заявив крайне недовольным голосом:
– Красивая сорочка, мне очень нравится! И не только она, но и все остальное, поэтому, Дарлин, так продолжаться больше не может!
В ответ я вздохнула, разгоняя крайне развратные мысли. Потому что успела стянуть с него рубашку, а сейчас любовалась отблесками магических светлячков на его идеальном торсе. Опять же, стыдно мне не было, но я все-таки попыталась изобразить раскаянье.
– Прости, – заявила ему. – Не ожидала, что будет второй перенос за ночь. Просто легла спать и…
– Я тоже не ожидал, – признался он, – но думал о тебе постоянно. Похоже из-за этого оно и… гм… сработало еще раз.
– И что же ты обо мне думал? – заинтересовалась я.
– То и думал! – отозвался он недовольным голосом, поправив сползавшее плечико сорочки, которая все-таки оказалась мне велика. – Дарлин, ты ведь понимаешь, что больше тянуть не имеет никакого смысла? Потому что, чем дальше, тем все сильнее это смахивает на издевательство.
– Разве? – удивилась я. – А мне… Мне очень даже понравилось!
– В том-то все и дело! Мне тоже это понравилось, поэтому мы должны пожениться в ближайшие дни, – сделал он довольно-таки неожиданный вывод. – Видишь ли, я больше не хочу и не могу без тебя жить в прямом и переносном смысле этого слова.