Чувства наизнанку
Шрифт:
И вот уже мы стоим перед высоким трапом. Мне нужно подняться на борт самолета, а еще участливо улыбнуться молодому мужчине и девушке, стоящими перед нами и одетыми по форме. Марк тут же достает два загранпаспорта и передает их на проверку.
— Это мой? — шепчу я, впадая в шоки.
— Твой.
— Откуда?
— Как откуда, Тань? — улыбается мне по-мальчишески легко, — Из паспортного стола. Ну ты что?
И добавляет, когда нам отдают документы уже с соответствующими
— Папа передал тебе его, с пожеланиями скорейшего прощения меня и его в одном флаконе.
Фыркаю. Закатываю глаза. В груди с новой силой вспыхивает обида, но тут же тухнет. Мы поднимаемся и проходим в салон самолета. Я удивлена. Поражена. Сбита с толку.
Это настоящая ожившая сказка.
Боже, что я здесь делаю?
— Выберешь место?
— Я…, — зависаю.
— Тогда я сам.
Вручает чемоданчик появившейся из ниоткуда стюардессе и, приобнимая меня сзади за талию, начинает проталкивать нас вперед. Пока не добирается до двери в отгороженный от посторонних глаз салон.
Здесь есть кровать. И это все, что я вижу.
Гос-По-Ди!!!
— Марк, — дрожит мой голос.
— Сейчас поговорим, Тань. А потом я начну просить прощения.
— О-о…не-не-не надо, — откровенно заикаюсь я, хотя между моих ног вспыхивает сноп жарких искр.
— Надо, Таня, надо. Время пошло.
— О, Боже!
— Верный настрой. Но будут ли вопросы и предложения? Или сразу мир?
И на этом месте он снимает с себя ветровку. А затем и футболку, пока я в шоке смотрю на его идеальное тело.
— Квартира на Ордынском тупике? — почти в полубреду выговариваю я.
— Новая она. Я не врал! Там никого не было, кроме тебя, — и после этих слов пуговица на его джинсах расстегнулась.
— Почему ты не рассказал мне все, как есть? Сразу?
— Боялся, что опять потеряешься для меня, — потянул меня к себе, скидывая и с меня одежду.
А между тем самолет начал свое движение и голос командира корабля сообщал нам, что через пар минут мы взлетим и будем следовать по маршруту Москва-Занзибар.
— Африка! Ты с ума сошел?
— Давно, Тань, — кивнул он и, удерживая мое лицо в своих ладонях, начал осыпать его невесомыми поцелуями.
— Почему отключал телефон?
— Лиана могла нам помешать. Я этого не хотел, только тонуть в тебе бесконечно…
Легкий укус верхней губы. Сердце пропускает удар. Жаркая молния лупит в низ живота.
Прицельно.
Бах! Бах! Бах!
Ах!!!
Все, трусики мокрые. Я так по нему соскучилась.
И мурашки покрывают девяносто девять процентов моей кожи.
— А на работе зачем надо было прятаться, Марк? — мой голос упорно трансформируется в томный шепот.
Выгибаюсь
— Хотел сначала закрыть пит-стопы с Разумовской. Хотел все сделать правильно, чтобы тебя не задело по касательной. Хотел как лучше, в общем, а получилось, как всегда. Прости, Тань.
И его рука уверенно расстегнула ремень на моих джинсах.
— Как тебе не стыдно…, - придерживаю его руки.
— Не стыдно. Нам обоим нужно эта терапия, — улыбается исподлобья, прикусывая нижнюю губу.
Чуть толкает меня в грудь, а в следующий момент и вовсе подхватывает под задницу.
Два шага и я падаю навзничь на кровать.
Джинсы в сторону. Белье с треском исчезает с нас.
Горим!
— Скажи еще раз, — всхлипываю, с каким-то отчаянием.
— Никто не нужен. Все ориентиры ведут к тебе, Таня. Все дороги закольцованы. И я рад этому до безумия, потому что наконец-то могут дышать. Могу быть счастливым. С тобой. Только с тобой. Потому что я люблю тебя.
— Марк…
— Вот здесь, — берет мою руку и прижимает ее в том месте где суматошно бьется его сердце, — есть место только для тебя. А здесь…
И его губы скользят по моей левой груди.
— Есть место только для меня. Я туда никого не пущу.
— Зачем ты выгнал меня тогда из кабинета, Марк? — падает последний бастион защиты.
— Защищал тебя от Лианы, Таня моя. С первых ее слов я понял, что она пришла объявить войну. Я спасал самое дорогое. Как мог… как умел…
— Пожалуйста, не делай так больше…
— Пожалуйста, верь мне. Я всегда буду прикрывать тебя. Не оставляй меня одного на поле боя, Таня.
— Марк…
— Я твой! Разве не видишь? Весь…
— И я тоже тебя люблю…
И это — белый флаг. Взрываются звезды. Мир переворачивается.
Наш самолет взлетает, и мы тоже.
— Я так скучал, Таня моя. Не могу сдерживаться…
— И не надо.
И все.
Тормоза отказывают окончательно. Предохранители выбивает. Вместо кожи — один оголенный нерв. Вместо чувств — взрывы. Вместо признаний — биение наших сердец в унисон.
Контроля больше нет.
Марк врывается в меня сразу на всю длину. Рычит, шипит. Поджигает меня еще сильнее, грязно рассказывая мне, как умирал без меня. А я плачу, не понимая, то ли от грусти, то ли от счастья.
— Прости меня, — шепчу между упругими толчками, почти полностью потонув в пожаре страсти.
— И ты прости меня, Таня. Прости за все.
Переворачивает. Ставит на колени, спиной к себе, ощутимо прихватывая за шею и снова вдалбливается в меня, с чувством и расстановкой поучая между толчками.