Чувство времени
Шрифт:
— Она верит, что вы знаете лучше, но поверьте — это правильный выбор, — будто оправдываясь, сказал мне Ален, когда я подошел к нему.
— А я верю, — согласился я. — Иначе не изменил бы ветер. Но вскоре мы все равно войдем в эту мглу. Ветровой с Марикой уберет паруса и закрепит их так, чтобы не сорвало.
— Тогда мы будем всего лишь неуправляемой щепкой на волнах, — казалось, юноша рассуждал о чем-то абстрактном. — Не говоря о том, что это девочке не по силе. Полотнище очень тяжелое, у Марики слишком слабые руки, чтобы в одиночку подтягивать край.
— Тогда полезешь ты, — сухо подытожил я. —
— Если мне и удастся добраться туда, подобное закончится моим падением на палубу, — с полуулыбкой сообщил Ален.
— А если ты не будешь чувствовать боль? Совсем?
— Опять магия?
— Нет. Я дам тебе крепкий настой палуи, той травы, что добавил в ванну. Помнишь, когда пришлось высечь тебя?
— Как же. Помню. Кажется, это было необычайно давно, — он задумчиво посмотрел наверх. — Если нога перестанет меня мучить, я и Гаррет справимся, но только если он будет делать то, что нужно. А я посмотрел на него, он совсем дурачок.
— Приходится использовать тот материал, который есть у нас под рукой, — сказал я глубокомысленно и сплюнул. Ален покачал головой, и я усмехнулся: — Не волнуйся, шторм смоет все мое неуважение к этому кораблю.
На мой взгляд, втроем они справились с парусами играючи. Ветер стих, полотнища обвисли, безжизненные и опустошенные. Отвечая на мой зычный крик, Гаррет со сноровкой обезьяны взобрался на рею, и я подумал, что этот человек не всегда боялся выходить на палубу. Он был хорошим мореходом и, как и все на борту, умел делать многое. Но что-то заставило его спуститься в трюм, то, о чем когда-то умолчал Херт. Теперь мы никогда этого не узнаем, теперь для меня это совсем не важно.
Ален, наслаждаясь ощущением покоя, который приходит внезапно, когда перестаешь ощущать изнуряющую боль, от него не отставал. Марика тоже не упустила случая, и я смотрел, как они подбирают и крепят паруса, втайне завидуя их проблемам, которые для меня и выеденного яйца не стоили.
«Большие умения — большие беды, большой спрос», — так всегда говорили мудрецы. Они были правы.
За все время, пока они работали там, наверху, Бегущая не шелохнулась; ни одна рея не качнулась, не раздалось ни единого скрипа. А потом, когда они закончили, вода под килем вскипела, толкая корабль вперед.
— В нем чудовищная сила, — прошептал Ален за моей спиной, тяжело дыша. — Когда мы выберемся и ступим на берег, он отдохнет немного, и нам с тобой, девочка, придется заплатить за все те вольности, которые мы здесь себе позволили.
— Это не важно, если поможет нам добраться до суши, я готова проявить самое непристойное неповиновение!
— Не говори так.
— А я его не боюсь, понял? Демиан обещал меня научить, а маги всегда держат свое слово, — я ощутил в голосе Марики гордость.
— Обещал тебе? — в этом коротком вопросе было такое разочарование, что я ужаснулся. Неужели он желал того же, что и Марика — учиться у меня?
Я не хотел дальше слушать этот разговор и громко сказал:
— Есть еще кое-что. Когда мы войдем в шторм, я хочу, чтобы вы ушли с палубы. Все. Когда волны начнут перекатываться через корабль, вас попросту смоет за борт.
— Дори, вы знаете, как водить корабль в бурю? — этот вопрос меня позабавил.
— В теории, Ален, в теории, —
— А ты сам? — девушку интересовало совсем другое. В ее вопросе было столько возмущения, что я вспомнил другой случай, когда в самый первый день отправлял ее спать.
— Встану за штурвал. Чтобы меня не унесло — закреплюсь канатом. Теперь нами управляет вода — не ветер, и мне не выйдет уйти вниз в безопасное место.
— Может быть, все не так уж и плохо? — глядя вдаль, пробормотала Марика. — Кажется, здесь тучи не такие черные и молний почти нет. Может, там просто дождь и ветер?
— Может и так, но лучше готовиться к худшему, — я не смел надеяться на чудо, но и лишать надежды других не собирался.
По моему приказу они все ушли, а я встал на мостике, вглядываясь в бьющие в воду молнии. Зрелище ужасало и притягивало взгляд. Волны вздымались вал за валом, свет мерк, темнело так, будто наступала ночь. Оглянувшись, я все еще видел желтоватые облака и серую воду, но здесь, под куполом туч вода стала черной, суровой, в ярости выплевывающей белую пену. Ветер окреп до такой силы, что дождевая вода, смешиваясь с морскими брызгами, летела горизонтально. Накатывающие волны захлестывали палубу, корабль опускался, и мне казалось, что мы уже тонем, но упрямая Бегущая вновь вырывала из воды бушприт, вздымая в воздух брызги, будто рои искр.
Я больше не слышал корабль с его отчаянными жалобными скрипами, только грохот воды, шелест, шум, вой ветра, первобытного и всевластного. Мне казалось, каждая минута этой пытки растягивается на годы, я жаждал тишины и покоя, но вместо этого внимательно следил за волнами, заставляя Бегущую идти на них и не подставлять такие уязвимые сейчас борта. Одна моя ошибка, и захлестнувшая нас волна положит судно на бок. Сколько я слышал историй про такие ошибки капитанов, стоившие экипажам жизни. Если я пропущу изменение направления волн, вряд ли у меня хватит силы снова поднять Бегущую над волной. Я не всесилен, сейчас я — всего лишь человек, истративший почти все, чем он владел. И я чувствую, как мое время подходит к концу. Капля за каплей я истощаю свое тело, уже не обращая внимания на то, как медленно струится из носа кровь от непомерного усилия, которое моей оболочке не пережить. Я добровольно открыл этот канал, боясь преждевременной кончины. Слишком хорошо я помню, как умирал от приступов, сжимавших мое сердце всякий раз, когда я соприкасался с энергиями. Сейчас я балансировал на грани смерти и знал, что умру не один. Лишь поэтому я продолжал цепляться за жизнь.
Удушливые волны отчаяния накатывали на меня подобно волам на палубу. Я сам не верил, что мне удастся провести корабль через штормовой фронт. И, хотя ледяной ветер и влага взбодрили меня, проясняя мысли, они не могли придать мне сил.
Этот шторм стал для моего разума воротами в темноту и я, стоящий у штурвала, все думал:
«Мастер, пора! Ну же, циничный сукин сын, приходи в себя, потому что в противном случае ты глупо утонешь во сне. Этого ты хочешь?»
Но маг, как и дракон, был безучастен к моим мольбам. Я оставался совершенно один посреди взбесившейся стихии на раздробленной магией скорлупке, которую язык уже не поворачивался назвать галеоном.