Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
Всё это промелькнуло в моей голове со скоростью космического истребителя «Охотник»-42 М, который некогда пилотировал Кемрар Гели.
— Что ж, — ответил я Леониду Ильичу. — Раз такое дело, я тоже не прочь с ним познакомиться.
— Но это ещё не всё, — сказал Брежнев, с довольным выражением лица.
— Ага, — сказал я. Мне было знакомо это выражение. Оно означало, что, скорее всего, руководителю Советского Союза доложили о каком-то новом качественном прорыве. Помнится, похожее выражение гуляло по лицу генерального секретаря, когда Поповичу и Артюхину удалось спасти станцию «Салют-2», а затем, почти сразу, начался промышленный
Так оно и оказалось.
— Антонов позвонил, — сказал Брежнев. — Прямо с утра.
— Олег Константинович? — уточнил я.
— У нас есть другой Антонов [1], который может позвонить лично мне? — усмехнулся Брежнев.
Я даже подобрался, уже догадываясь, что мне сейчас сообщат.
— Наш «Антей» [2] прошёл все положенные испытания с твоим антигравом, — торжественно произнёс Леонид Ильич.
— И?
— Подробности сам выяснишь, если захочешь, но я запомнил одно. Теперь «Антей» способен при максимальной нагрузке обогнуть земной шар на одной заправке.
— На самом деле должно быть больше, — заметил я небрежно. — Антонов просто не хочет вас слишком сильно обнадёживать.
— Он так и сказал, — хмыкнул Брежнев. — Если на максимальных режимах — больше. Но лучше не рисковать.
— Там всё дело в массе, — сказал я.
— Масса и вес — разные вещи, — сказал Леонид Ильич. — Не морочь мне голову, я помню. В общем, раз такое дело, мы решили отправить тебя на Кубу на этом «Антее». С подарками братскому кубинскому народу и лично Фиделю. Показательный рейс, понимаешь? Сигнал всему свободному миру, мать его! — и Леонид Ильич неожиданно и весело продемонстрировал хулиганский нецензурный жест, известный любому русскому человеку.
— Что ж тут не понять, — кивнул я, улыбаясь. — Кстати, насчёт подарков Фиделю. Леонид Ильич, раз пошла такая пьянка, может подарим товарищу Фиделю Кастро первый личный гравилёт? Восьмиместный! Я перед каникулами как раз узнавал, там испытания вовсю шли, может быть и закончились уже.
— А что, — после недолгого раздумья согласился Брежнев, который после вчерашней победы был явно в приподнятом настроении. — Давай. Сколько он весит, не много же?
— Ерунду он весит для «Антея», Леонид Ильич. Больше скажу, — я воодушевился. — Мы можем на нём из Гаваны в Сан-Хуан полететь! Между Кубой и Пуэрто-Рико, насколько я знаю, авиасообщения нет. Регулярного, во всяком случае. А тут — мы на гравилёте. Как вы говорите? Показательный полёт! Сначала «Антей», который способен беспосадочно земной шарик обогнуть и ещё топливо останется; и тут же, на закуску, — гравилёт! Взлётный вес — восемь с половиной тонн. Собственный- тысяча пятьсот килограмм. Практически бесшумный, новейший электродвигатель со сверхпроводящей обмоткой; стандартный антиграв — надёжный и безотказный, как автомат Калашникова; заряда литий-ионной аккумуляторной батареи хватает на двадцать часов полёта, что при крейсерской скорости четыреста пятьдесят километров в час даёт нам дальность в девять тысяч километров!
— Тихо, тихо, — приподнял ладонь Леонид Ильич. — Разбежался. Ты прямо как Антонов — готов мне все ТТХ выложить новой техники. Сыпешь, как горох из мешка… А голова у меня не резиновая, между прочим. Это всё ты Фиделю расскажешь, если ему интересно будет, а мне лучше скажи, сколько тебе времени
— Значит, до завтра и разберусь, — сказал я. — Хотя это будет и не просто.
— А кому легко? — философски осведомился Леонид Ильич. — Я давно заметил. Чем больше ты стараешься успеть, тем больше на тебя наваливается.
Мы успели. Когда я говорю «мы», то имею в виду всех.
Работников МИДа, вовремя сделавших необходимые визы мне, охранникам Борису и Антону, директору Пулковской обсерватории Крату Владимиру Алексеевичу и ещё двоим участникам нашего «научно-культурного десанта».
Генеральных конструкторов, инженеров и рабочих, чьими трудами был подготовлен не только упомянутый «Антей», но и первый в истории человечества серийный грузо-пассажирский гравилёт «РС-1», где аббревиатура РС расшифровывалась как «Русский сокол» (за название пришлось выдержать битву в определённых бюрократических партийных кругах, но я настоял).
Лётчик-испытатель капитан Нодия Муса Ираклиевич и механик, а также по совместительству штурман Сергеев Тимофей Михайлович — эти двое испытывали гравилёт, знали его лучше, чем свои пять пальцев, и должны были потом задержаться на Кубе, чтобы научить кубинских товарищей им пользоваться и обслуживать (обоим, разумеется, так же были сделаны соответствующие визы).
Наконец, я сам, который за сутки успел смотаться в Дубну, лично подняться в воздух на гравилёте, дабы убедиться в его готовности (отличная получилась машина, просто отличная), сделать два десятка важных звонков, заехать ещё в несколько мест для решения самых наболевших вопросов и даже немного поспать.
Одним из таких мест был Главный военный клинический госпиталь имени Бурденко, расположенный в Лефортово — в местах, знакомых Серёже Ермолову с раннего детства.
В госпитале я навестил товарища майора Петрова, угодившего туда с огнестрельным ранением после вчерашних событий.
— К нему нельзя, — заявила мне строгая, уже слегка оплывшая женщина лет пятидесяти пяти в очках и белом халате, когда я обратился в регистратуру.
— Что значит — нельзя? Он в реанимации?
— Нет, но приказано никого не пускать. Раненому сделали операцию, и теперь ему нужен покой.
— Операция прошла успешно?
— Да, но пускать никого не велено. Молодой человек, отойдите и не мешайте работать.
Я огляделся. Кроме меня, возле окошка регистратуры никого не было. Пришла злость. Создатель, когда у меня уже дойдут руки до этих идиотских порядков в советских больницах, когда для того, чтобы навестить больного, нужно претерпеть массу унижений, связанных со строго определёнными часами посещений и самодурством медперсонала, которому просто не хочется видеть в больнице посторонних? Мешают они ему, видите ли.
— Как вас зовут? — спросил я.
— Это неважно.
— Это важно. По правилам Министерства здравоохранения СССР, вы обязаны представиться, если посетитель — в данном случае я — этого требует. Так вот, я, Ермолов Сергей Петрович, требую.
— Вы — Ермолов? — в холодно-казённом взгляде регистраторши мелькнула искорка интереса.
— Он самый. Удостоверение показать?
— Не надо, я вас узнала. Майор Петров Александр Николаевич находится в палате двести четыре. Только прошу вас недолго. Меня зовут Галина Викторовна, — и она рефлекторно поправила причёску.