Чужак в стране чужой (Чужак в чужой стране)

Хайнлайн Роберт Энсон

Фигура вместе со свисающей с нее простыней плавно покачивалась на высоте человеческого роста.

— А там есть такая стальная подпорка, только ее не видно, — не унимался настырный разоблачитель. — Вон там, видишь, угол простыни висит до самой койки, это специально так сделано.

Доктор Аполлон попросил добровольцев убрать койку.

— Зачем ей кровать, она же спит в облаках.

Он повернулся к парящей в воздухе фигуре и прислушался.

— Погромче, пожалуйста. Да? Мадам Мерлин говорит, что простыня ей тоже не нужна.

— Вот сейчас тот каркас и спрячется!

Волшебник резко сдернул

простыню; зрители почти не заметили, что она бесследно исчезла — все глаза были прикованы к ассистентке, спавшей в той же позе, что и первоначально, но теперь — в шести футах от голых досок сцены.

— А где же подпорка-то, — поинтересовался товарищ малолетнего скептика.

— Ее очень трудно увидеть, это надо специально посмотреть прямо туда, где она, а чтобы туда не смотрели, тут такое специальное освещение, прямо в глаза.

— Ну, ладно, спящая красавица, — сказал доктор Аполлон. — Поспала — и хватит. Дай мне руку. А теперь — проснись!

Он повернул ассистентку в вертикальное положение и осторожно опустил ее на сцену.

— Вон, видел, видел, куда она поставила ногу? Вот туда как раз подпорка и спряталась. Ерунда это все, — с удовлетворением заключил Великий специалист по фокусам. — Фокусы.

— А теперь, друзья, — деловым голосом заговорил волшебник, — я бы попросил вас уделить минутку своего внимания нашему высокоученому лектору профессору Тимошенко.

— Подождите, ребята, не разбегайтесь, — оборвал его конферансье. — Только на этом, сегодняшнем представлении, по согласованию с Советом университетов и департаментом Безопасности вашего прекрасного города мы предлагаем вот эту, новенькую, хрустящую двадцатидолларовую бумажку — абсолютно, заметьте, бесплатно — тому из вас, кто…

Заманчивое предложение перешло в заключительный номер; тем временем подсобники начали складывать хозяйство, готовясь к отъезду. Жилые палатки пока не трогали, их уберут рано утром, прямо перед посадкой на поезд, но все аттракционы нужно было сложить и упаковать заранее.

Триединый конферансье-владелец-управляющий покончил с финалом в темпе вальса, столь же торопливо выпроводил из павильона лохов и тут же вернулся.

— Постой, Смитти, тут дело есть. — Он вытащил из кармана конверт, сунул его волшебнику и добавил: — Слышь, мне самому жутко жаль, но только вы ребята, не едете с нами в Падуку.

— Я знаю.

— Да ты только не обижайся, тут же ничего такого личного, парень ты хороший, но мне нужно думать о сборах. А тут подвернулись парапсихологи — они вроде вас, муж и жена. Мысли читают — чистый отпад, а потом предсказывают судьбу, она — по шишкам на голове, по руке и по всякому, а он — хрустальным шаром. И ты ж помнишь, что я никаких тебе гарантий, что конца сезона, не давал.

— Помню, — кивнул волшебник. — И я, Тим, совсем не обижаюсь.

— Ну вот и хорошо, вот и слава богу. — Конферансье немного замялся. — Смитти, хочешь я дам тебе хороший совет?

— Я с радостью приму твой совет, — серьезно кивнул головой волшебник.

— О'кей, значит так. Фокусы у тебя — зашибись, но фокусы — не единственное, что нужно фокуснику и даже, пожалуй, не главное. Ты не въезжаешь в профессию. Ну да, ты ведешь себя, как настоящий карнавальщик, отличный товарищ — не суешь нос, куда не просят, не поливаешь чужие номера, всегда готов помочь.

И все равно ты — не наш. Ну не чувствуешь ты, что нужно лохам, чего они от нас ждут, на что покупаются, не чувствуешь — и все тут. Настоящий волшебник всего-то и сделает, что выудит четвертак из воздуха — а у всех зрителей уже челюсти поотваливались. Вот эта, скажем, твоя левитация, в жизни не видел, чтобы кто работал ее лучше, а лохи смотрят в потолок и зевают. Психологии у тебя нет. Ты вот меня возьми, ведь я даже и тот четвертак из воздуха выудить не могу. У меня нет никакого циркового умения — за исключением одного, самого главного. Я знаю нашего посетителя. Я знаю, чего ему позарез хочется — даже тогда, когда он сам того не знает. Ты же, сынок, фокусник — а значит, должен быть шоуменом в не меньшей степени, чем политикан, вешающий своим лохам лапшу на уши, или проповедник, долбящий кулаком по кафедре. Ты сумей понять, чего хочет публика — и тогда смело можешь даже не вынимать половину своего реквизита из чемодана.

— Думаю, ты прав.

— Ты думаешь — а я точно знаю. Она хочет секса, крови и денег. Крови мы им не даем, но зато даем надежду — а вдруг огнеглотатель ошибется или там метатель ножей. Мы не даем лоху денег, но зато поощряем его жадность надеждой на легкий выигрыш — ну и, конечно, малость его на этом. вычесываем.

Секса мы ему тоже не даем, но как ты думаешь, почему семь лохов из десяти покупают билеты на финальный номер? Бабу им хочется посмотреть голую — вот почему. Мы и тут их нажигаем — и все равно они расходятся вполне удовлетворенные.

Кровь, секс, деньги — а что еще? Лоху нужна тайна! Ему хочется думать, что наш мир — таинственное, романтичное место, — хотя, если по правде, ни хрена в мире романтичного не было и нет. Вот этим-то и должен ты заниматься, только ты не знаешь как. Ты пойми, сынок, каждый лох прекрасно знает, что все твои чудеса — чистая липа, но ему очень хочется поверить, что это не так, что они настоящие, — и ты просто обязан ему помочь. А ты — не умеешь.

— А как это делается?

— Кой хрен, этого не расскажешь, это нужно почувствовать, каждый учится этому сам. Но… ну, вот, скажем, эта твоя идея объявить себя «Человеком с Марса». Лох может проглотить, не поперхнувшись, очень многое — но все же не все. Они же видели Человека с Марса, если не на картинках, то хоть по стерео. Да сходство у вас какое-то есть, но будь ты хоть вылитой его копией, ни одна собака не поверит, что этот, настоящий, будет показывать фокусы в брезентовом балагане, лохи знают, что такого не может быть. Это — ну все равно как представить шпагоглотателя президентом Соединенных Штатов. Лох хочет поверить — но он не позволит так вот, в открытую, держать себя за идиота. У него все-таки есть какие ни на есть мозги, может — с одной извилиной, но есть.

— Я запомню.

— Что-то очень уж я разговорился — у конферансье это входит в привычку. Так как, ребята, я вас не слишком в хреновое положение поставил? Вы прикопили что-нибудь на первые дни? Не мое это, в общем-то, конечно… а может, дать вам в долг?

— Спасибо, Тим, с нами все в порядке.

— Ну ладно, ребята, не давайте себя в обиду. Пока, Джилл. Тимошенко торопливо ушел — и тут же в балагане появилась Патриция Пайвонская, успевшая уже прикрыть свои нательные фрески халатиком.