Чужак в стране чужой (Чужак в чужой стране)
Шрифт:
— Да будь ты Богом проклят!
Половинка кирпича угодила Майклу прямо в грудь. Он повернулся к бросившему кирпич человеку:
— Но ведь ты сам и есть Бог. Ты можешь проклясть лишь себя — и ты никогда не уйдешь от себя.
— Богохульник!
Метко брошенный камень ударил Майкла чуть повыше левого глаза, хлынула кровь.
— Сражаясь со мной, ты сражаешься с самим собой, — спокойно сказал Майк. — Ибо ты еси Бог — и аз есмь Бог — и все, что грокает, есть Бог — и нет иного Бога.
Еще камень… и еще… и еще… с каждым ударом на теле Майкла появлялась
— Услышьте Истину. Вам нет нужды ненавидеть, нет нужды враждовать, нет нужды бояться. Я предлагаю вам воду жизни… — Стакан, появившийся в его руке, сверкал, подобно огненному алмазу. — И вы можете испить от нее, буде того возжелаете, и жить впредь в мире и любви, и преполниться счастья.
Удар камня разнес стакан вдребезги. Следующий камень ударил Майкла прямо в рот.
Его разбитые, сочащиеся кровью губы продолжали улыбаться, он смотрел на людей с нежностью и состраданием; какая-то причуда освещения образовала вокруг его головы золотой, сверкающий нимб.
— О братья мои, как я вас люблю! Испейте глубоко. Разделяйте воду и взращивайте близость без конца. Ты еси Бог!
Джубал шепотом повторил эти слова. На экране пошла пятисекундная рекламная врезка.
— Пещера Кахуэнта! Ночной клуб, где вы можете вдохнуть подлинный лос-анджелесский смог, доставляемый ежедневно. Шесть экзотических танцовщиц.
— Линчевать его! Наденьте этому ублюдку негритянский галстук!
Выстрел из крупнокалиберного дробовика перебил руку Майкла в локте; рука плавно опустилась на прохладную зеленую траву и застыла ладонью вверх, словно поднося невидимый дар.
— Врежь ему из второго ствола, плюгавый, да целься получше! — Толпа разразилась хохотом и аплодисментами. Кирпич раздробил Майклу нос; еще несколько камней, и на его голове образовался кровавый венец.
— Истина проста, но Путь Человеческий многотруден. Сперва вам нужно научиться властвовать над собой. Остальное приложится. Блажен знающий себя и управляющий собой, ибо ему принадлежит весь мир, любовь же, покой и счастье сопровождают его, куда бы он ни пошел.
Гулко ударил выстрел из дробовика, затем — два револьверных. Пуля сорок пятого калибра попала Майклу чуть выше сердца, перебила шестое ребро около самой грудины и образовала большую, зияющую рану, вторая пуля перебила правую ногу пятью дюймами ниже коленной чашечки, заряд картечи перебил Майку левую ногу; из рваных ран торчали обломки кости, неправдоподобно белые на красном, кровавом фоне.
Майк пошатнулся, негромко рассмеялся и заговорил снова:
— Ты еси Бог. Познай это, и тебе откроется Путь, — слова падали неторопливо, ясно и звонко.
— Да какого черта! Заткните ему пасть, чтобы не поминал Имя Господа всуе!
— Давайте, ребята! Кончай его!
Некий смельчак с дубиной в руках шагнул вперед, за ним хлынула и вся толпа. Майкла били кулаками, камнями и палками, а когда он упал — ногами. Ему ломали ребра и кости, превращали золотое тело в кровавое месиво, отрывали уши, но он говорил все так же спокойно, в его голосе звенело все то же бесконечное сострадание. Потом
— Отойдите малость, ребята, мы его сейчас бензинчиком! Толпа несколько расступилась, камера выхватила крупным планом лицо и плечи Человека с Марса. Он улыбнулся, глядя прямо на своих братьев, и еще раз сказал, мягко и отчетливо:
— Я люблю вас.
Беззаботный кузнечик с треском взмыл в воздух и опустился на траву в нескольких дюймах от его лица. Майкл повернул голову, взглянул на него и радостно возгласил:
— Ты еси Бог!
И развоплотился.
38
Взметнулось пламя, весь экран заполнили клубы грязно-серого дыма.
— Вот это да! — восхищенно пробормотала Пэтти. — Это ж самый блестящий финал в истории жанра.
— Да, — рассудительно согласилась Бекки. — Сам профессор и мечтать не мог ни о чем лучшем.
— Со вкусом, — негромко согласился ван Тромп. — Сильно, зрелищно и со вкусом — вкус у парня просто изумительный.
Джубал обвел глазами своих братьев. Неужели никто из них не испытывает никаких чувств? Джилл и Дон сидели рядом, тесно обнявшись, — но они всегда так, когда находятся в одной комнате. И ни одна из них вроде бы не взволнована. И Доркас тоже, веселенькая и спокойная, хоть бы слезинка в глазу.
В стереовизоре пылающий ад резко сменился улыбкой Хэппи Холлидея.
— А теперь, ребята, — сказал неунывающий ведущий, — я предлагаю вам провести несколько секунд в обществе наших друзей с Елисейских Полей, которые любезно согласились… — Кто-то оборвал его на полуфразе.
— Энн и Дюк возвращаются, — сказала Пэтти. — Я проведу их через фойе, а потом можно и поесть.
Она встала и направилась к двери.
— Пэтти? — окликнул ее Джубал. — Так вы что, знали, что задумал Майк?
— А? — удивленно обернулась Пэтти. — Да конечно же, нет. Нужно было ждать полноты. Никто из нас ничего не знал.
Она вышла из комнаты.
— Джубал, — осторожно начала Джилл. — Джубал, отец наш любимый. Перестань, пожалуйста, мучаться и грокай в полноте. Майк не мертв. Как может кто-нибудь быть мертвым, если никого нельзя убить? И он не может покинуть нас, которые уже грокали вместе с ним. Ты еси Бог.
— Ты еси Бог, — тускло повторил Джубал.
— Вот так-то лучше. Иди сюда, посиди со мною и Дон, мы дадим тебе место в серединке.
— Нет. Когда-нибудь потом, а сейчас вы меня не трогайте.
Он кое-как добрался до своей комнаты, заперся на ключ и тяжело обвис, вцепившись руками в спинку кровати. Сынок, ну как же это, как же это, сынок? Почему я не умер вместо тебя? Тебе бы жить да жить, ты сделал бы еще так много… если бы старому идиоту, которого ты незаслуженно уважал, не вздумалось распустить язык и подбить тебя на бессмысленное, никому не нужное мученичество. Вот если бы ты дал им нечто серьезное, осязаемое — вроде телевизора или игорного автомата, — они были бы в поросячем восторге, так нет же, ты дал им Истину. Или часть Истины. А кому она нужна, эта твоя Истина? Он рассмеялся сквозь всхлипы.