Чужак в стране чужой (Чужак в чужой стране)
Шрифт:
Майк стоял в нерешительности.
— Давайте я попробую, — вмешался Джубал. (Кой хрен! Только того и не хватало, чтобы мальчонка пристрастился к «одноруким бандитам»!) Не дожидаясь ответа, он взял металлический кругляш и сунул его в прорезь. Майкл слегка растянул свое время и теперь обследовал машину изнутри, пытаясь понять, что же такое она делает. Играть он стеснялся.
Колеса завертелись, на каждом из них были написаны слова и нарисован глаз. Интересно, что же такое «джек-пот». Слово имело три значения, два из них вроде бы никак не подходили, а третье было абсолютно непонятным. Безо всяких дурных
— Господь вас благословил! Ну, док, сегодня ваш день! А теперь, чтобы снять джек-пот, нужно накормить ее еще раз.
Он взял один из выигранных жетонов и закинул его в автомат.
Майкл, так и неуловивший смысла случившегося, снова выстроил глаза в ряд; события повторились — с той лишь разницей, что вместо прежнего деньгопада в лоток потекла жалкая — и почти сразу иссякнувшая — струйка. Глаза Буна удивленно расширились.
— Ну, ни себе… Да чтоб меня… благодатью осенило! Мало — это потому, что эта штука не должна, по идее, откалывать такие номера два раза подряд. Но я прослежу, чтобы вам выплатили оба выигрыша.
Машина проглотила очередную медяшку. Но Майкл все еще не понимал, почему это называется «джек-пот»; на совершенно ошеломленного Буна снова уставились три «Ока Господня».
— Прекрати сейчас же! — зловеще прошипела Джилл, стискивая руку Майкла.
— Почему, Джилл? Я же смотрел…
— Замолчи. Прекрати — и все тут. Ну, погоди, вот вернемся домой!
— Я не совсем уверен, — медленно произнес Бун, — можно ли назвать это чудом. Скорее уж, там что-то сломалось. — Он повернулся к видневшемуся в конце зала бару и крикнул: — Херувима сюда! — а затем добавил: — Как бы там ни было, но этот, последний, нужно снять, — и скормил автомату еще один жетон.
Майк больше не вмешивался; остановившиеся колеса беззвучно возгласили: ФОСТЕР-ТЕБЯ-ЛЮБИТ.
— Счастливый день, — сказал подбежавший херувим. — Вам помочь?
— Три джек-пота, — нехорошо взглянул на него Бун.
— Три?
— А ты что, музыку не слышал? Может, ты вообще оглох? Мы будем у стойки, неси деньги прямо туда. А механизму эту пусть кто-нибудь проверит.
— Есть, епископ!
— Уведу-ка я вас отсюда, — с преувеличенной жизнерадостностью сказал Бун, направляясь к бару, — а то, если и дальше так, наша церковь вылетит в трубу. А вы, док, всегда такой везунчик или только по воскресеньям?
— Всегда, — кивнул Харшоу.
Строго говоря, сказал он себе, откуда мне знать, может мальчонка тут совсем ни при чем… и все равно, поскорее бы эта пытка закончилась.
Бун подвел их к стойке с табличкой «ЗАНЯТО».
— Вот тут будет вполне удобно — или наша юная леди хотела бы сесть?
— Не беспокойтесь. (Назови меня еще «юная леди», и я спущу на тебя Майкла!)
— Счастливый день, — широко улыбнулся мгновенно подлетевший бармен. — Вам, епископ, как обычно?
— Двойную. А что для вас, док? И для мистера Смита? Не стесняйтесь, не стесняйтесь, ведь вы — гости Верховного епископа.
— Спасибо, мне бренди. И воду.
— Спасибо,
Конечно же, вода — не сущность ритуала, но все равно пить ее в этом месте как-то не хотелось.
— Вот это я понимаю квалификация! — с восторгом воскликнул Бун. — Ну и правильно, водой — ей только умываться хорошо, а пить нужно спирт. Усекли? Это шутка. — Он игриво ткнул Джубала пальцем в бок. — А что возьмет наша юная леди? Кока-колу? Молочко, чтобы щечки были розовыми? Или ради такого счастливого дня попробует, что же пьют эти противные взрослые?
— Сенатор, — с трудом себя сдерживая, процедила Джилл, — я не слишком напрягу ваше гостеприимство, если попрошу мартини?
— Ни в коем разе! Фостеритские мартини — лучшие в мире, без единой капли вермута. Мы их вместо этого благословляем. Двойной мартини для нашей юной леди! Благослови тебя Господь, сын мой, и чтобы туда-сюда на полусогнутых. Мы сейчас быстренько заложим по одной, потом отдадим дань уважения архангелу Фостеру и — прямо в святилище, внимать реям Верховного епископа.
Бармен и херувим подошли почти одновременно. Бун благословил выпивку, а затем, когда стаканы опустели, начал настаивать, что все выигрыши — свыше трех сотен долларов — по праву принадлежат Джубалу. В конце концов, тот устал сопротивляться и разрешил спор полюбовно — отправив деньги в чашу «для подношений по любви».
— Самый верный знак благодати, — одобрительно кивнул Бун. — Мы, док, вас еще спасем. Ну как, народ, еще по одной?
Джилл от всей души надеялась, что кто-нибудь согласится. Джин оказался разбавленным, но даже и так он разжег в ее желудке теплый, уютный костер — притушив одновременно пламя ненависти. Но предложение сенатора не нашло поддержки; тот вздохнул и повел своих гостей куда-то вверх, мимо предостерегающего знака: ИЩУЩИМ И ГРЕШНИКАМ ВХОД КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩЕН. ЭТО И К ТЕБЕ ОТНОСИТСЯ!
Коридор уперся в огромную, плотно закрытую дверь.
— Епископ Бун, — провозгласил епископ Бун, — и с ним три паломника, гости Верховного епископа.
Дверь медленно распахнулась; следуя за Буном, они миновали искривленный на манер аппендикса проход и оказались на пороге большого зала, обстановкой своей сильно смахивавшего на фешенебельное похоронное бюро. С этой унылой роскошью резко контрастировала весёленькая музыка, гремевшая из скрытых динамиков, — «Джингл Беллз» с добавлением сложных, заводных африканских ритмов; Джилл чуть не начала пританцовывать.
Дальняя стена была сделана из удивительно прозрачного, почти неразличимого глазом стекла.
— Ну вот, ребята, — быстро, по-деловому сообщил Бун, — мы и сподобились узреть Его. Паломники обычно коленопреклоняются, но это не обязательно, так что — как хотите. А вон там — ОН… точь в точь такой, как перед Своим Вознесением.
— Здорово, правда? — Бун ткнул сигарой в направлении стеклянной стенки. — Ну совсем как живой. Сохраняется чудесным образом, плоть нетленна. Сидя в этом самом кресле, он писал свои Послания… да и поза та же самая, как когда его вызвали на Небеса. Его же даже пальцем не трогали — мы просто выстроили вокруг этого места храм… старую церковь пришлось, естественно, разобрать, но ее священные камни сохранились, все до единого.