Чужая боль
Шрифт:
— Ну, у вас то что? Девичье общежитие, там всегда порядок! — вставил Сашка.
— Не скажи, тоже всякое случалось. Двоих из соседней комнаты выгнали за проституцию. Приработок нашли, всякую ночь повадились ребят водить. И все новых, за «бабки». Не захотели, как другие работать. Ну, девчатам надоел этот бардак. Пожаловались коменданту, та много не говорила, вытурила взашей. Вот и оказались на улице те пташки. А еще одна и вовсе оборзела. У своих воровала. У одной деньги, у другой украшенья стянет. Конечно, поймали с поличным. Вломили круто и сами выгнали из комнаты. На всю общагу ославили
— А чего у своей бабки жить отказалась?
— У нее хуже, чем в общаге. Каждый день мою сумку проверяла перед уходом. Легко ли такое пережить.
— Досталось тебе, — посочувствовал Сашка.
— Я тогда вздохнула, когда мне отдельную комнату снял у бабуси. Мы и теперь с нею дружим, хоть сколько лет прошло. Когда приезжаю в город, всегда ее навещаю. Честный, добрый человек, вот тебе и чужая.
— Видишь ли, у матери давняя привычка была. Она с детства все мои карманы проверяла. Выворачивала наизнанку. Ну, не приведи Бог, сигареты выудит или мелочь какую вытряхнет, такой шухер поднимет, ничему не обрадуешься. А бывало всякое. Ох, и доставалось от нее на каленые. Сколько позорила перед пацанами, счету нет. Я у нее из бандитов так и не вылезал, Все годы проходил в отребье и разбойниках. Сыном никогда не называла. Стыдилась меня. Да и не только она. А потом я перестал ее понимать. Вот так и отдалились друг от друга. Я и теперь с нею не откровенничаю и не делюсь ничем. Неспроста это, Аннушка. Родив меня по ошибке, она так и не стала матерью. Часто теперь задает вопрос, почему отношусь к ней как чужой? Почему она себя о том не спросит? — вздохнул человек и продолжил:
— Вот попал я на зону. Чужие люди помогли выбраться оттуда. Она и пальцем не пошевелила. Так и посчитала, попал, значит, за дело. Ни письма, ни посылки за весь срок не получил от нее. Да разве это мать? Она ею и не была. Жила для себя, в своей коробке. Я для нее не существовал. А когда пришла старость, за спиною ничего. Максим и тот все понял. Не случайно отвернулся.
— Ну, ты же знаешь, ушел он от нее.
— Знаю. Не случайно. Когда-то ко всем при-ходит своя расплата. Только она ничего не поняла до сих пор.
— А я думаю, что дошло до них обоих.
— С чего взяла? — удивился Сашка.
— Я чаще с ними бываю наедине, слышу их разговоры, споры. Они уже не столь категоричны как раньше. И о нас уже задумываются всерьез.
— Это ты о чем? — заинтересовался Сашка.
— Думают, на кого оформить квартиру, на кого дачу. Раньше это и в голову им не приходило. А теперь поняли, что и их жизни придет конец. И им надо после себя что-то оставить, иначе отойдет бездарно государству. Это больше всего волнует их. А еще как поделить чашки и ложки между нами и Максимом. Как будто без них не обойдемся. Слушаю порою и думаю, в своем ли они уме, ведь жизнь прожили, а так бездарно и пусто. Хотя копни, самыми умными себя считают.
— Да Бог с ними! Не суди! Они свое, считай, уже прожили.
— Вернее, отмучились, — поправила Анна.
— Может и так. В их возрасте завихренья не диво. Наверное, мы к тем годам станем такими же, если доживем.
— Я не хочу! Лучше меньше прожить,
— Они себя такими не считают.
— Пап! Ну, а к чему их бессмысленные при-езды?
— Скучать стали.
— И ты поверил. Да им девать себя стало некуда. Вот и едут, не зная зачем.
Пока они спорили, тихо уснули на печке бабка с внучкой. В обнимку, под недосказанную сказку.
Им было хорошо вдвоем. Лицом к лицу, даже волосы перепутались. Тихо посапывают, какой сон видят?
Бабка и во сне греет руки. Ломит их от переменчивой погоды, а малышка все плетет венки из луговых цветов. Примеряет их на голову, радуется, что получились красивыми, вот только бабулька примерять не хочет, говорит, что ей другой венок нужен, последний, с каким навсегда с этого света уйдет. Девчонке не понять, о чем говорит старая, и натягивает той венок на голову. Бабка улыбается, гладит девчушку по спине. Им тепло и уютно вдвоем.
— Папка! А им здорово вместе. Вот я в детстве часто плакала, ожидая тебя с работы, когда ты подолгу не приходил. Мне никто не рассказывал на ночь сказки.
— А мамка?
— Она их не знала, и сказки мне перепадали другие. С ремнем и бранью. Иногда выкидывала на балкон, чтоб не просила поесть. А потом перед самым твоим приходом давала в руки кусок хлеба и совала меня в постель. На улице было холодно. Я дрожала и долго не могла согреться. Потому и теперь люблю сказки, потому что в детстве их не добрала.
— Прости, дочуха! Не знал я того! Потому, многое в нашей жизни прошло кувырком, — притянул дочь к себе, погладил взрослую по голове, словно прося прощенье за упущенные годы. Но как их вернуть и наверстать? Ведь они ушли навсегда.
— Пап! А мы уже никогда не поедем в город, так и будем жить в деревне?
— А что тебе здесь плохо?
— Мне девчонки обещают найти работу, по специальности, с хорошим окладом. И мне придется каждый день мотаться туда, сюда. Что это за жизнь будет, скажи?
— Пусть сначала найдут. Там что-нибудь придумаем. Не сами, так Иван поможет. У него в Смоленске полно родни, где-то найдем тебе угол. Или у той бабки, где ты жила в студенчестве. Без крыши не останешься, не переживай. Зато я к тебе стану ездить всякий день, подкармливать и навещать мою ласточку.
— Хороший ты у меня. Жаль, что из-за нас мало уделяешь внимания своей семье. А ведь и там тебя любят. Иди спать.
Утром Анну разбудил звонок сотового телефона, ее попросили приехать в город с документами, и женщина поспешила успеть на первый автобус. А вернулась с последним.
— Ну, все! Меня приняли! Все устроилось как нельзя лучше. Старшим научным сотрудником взяли. И это после сокращения. Дочка пойдет в садик. А жить будем у бабки с дедом.
— Не удивляйся, сами настояли. Им в почете жить с такою как я. Деньги с нас они отказались брать наотрез.
— С чего бы это? — удивился Сашка.
— Сказали, что своих пенсий хватает.
— Ох, смотри, не доверяй им, — предупредил Сашка Анну и сунул ей в карман всю последнюю зарплату. Анна отделила половину. Сказала, что уложится в сумму в любом случае. Обещала звонить каждый день. И… позвонила…