Чужая душа - потёмки

Романовская Ольга

Маги разошлись, остались только мы с Юлианной. Соседка велела лежать, а сама сновала по комнатам, готовясь к спешному отъезду-бегству.

Время тянулось мучительно медленно, будто издевалось. Ни от кого из наших не было известий, между тем, темнело.

Ужинали вдвоём, остальным собрали сухой паёк.

Кожа чесалась и облезала, зато не болела. И голова способна была мыслить, а ноги — ходить.

Наконец вернулся Липнер и молча набросился на свою порцию еды. На вопросы не отвечал, отмахивался. Кажется,

магистры отправили его в гостиницу, а сами остались просматривать оставшиеся кварталы.

А ведь эта самая вязь могла начинаться вовсе не из Номарэ, тогда что?

Беспокойство притупило даже традиционные вечерние боли — мне было не до них. В который раз обходила комнаты, проверяла, ничего ли не забыли, — и ждала. Ждала и молилась.

Наконец вернулись магистры. Уставшие и молчаливые. Особенно Лазавей. Такой сосредоточенный, с поджатыми губами. На попытки заговорить с ним он не реагировал, будто витал в своих таинственных иных сущностях.

От Тшольке удалось узнать, что нужное место они нашли.

Теперь дело было за Ксержиком.

Мой новообретённый отец появился, уже когда стемнело. Ворвался в номер Лазавея, взмыленный, измазанный в земле и крови.

Я вскрикнула, прикрыв рот рукой: никогда ещё не видела таких бурых разводов. Такое впечатление, что некромант искупался в кровавом озере.

Юлианна углядела глубокие порезы на его руках, толкнула меня в бок: колдовал. Она, в отличие от меня, не боялась крови: обучение на факультете Активного чародейства обязывает. Их убивать учат, а я… Я просто стояла, бледная, стараясь не смотреть на Ксержика.

Некромант был немногословен:

— Быстро убираемся отсюда!

Магистры кивнули и вытолкали нас за дверь, бросив вдогонку:

— Вещи на плечо, сами сгрудились в комнате Липнера.

Не знаю, за что алхимику такая честь. Может, потому что химичил постоянно и что-то в воздухе изменил? Оказалось, нет: Липнер просто делал подготовительные работу по переходу в мир родной: Лазавей заранее дал инструкцию.

Через пару минут в комнату ворвалась магистр Тшольке и торопливо начала оплетать её заклинаниями.

— Эдвин, Алоис, мать вашу, скорее! — крикнула она, приоткрыв дверь, совершенно не заботясь о моральном облике преподавателя. Затем обернулась, ткнула пальцем в Юлианну: — Будете мне помогать!

— Они близко, да? — догадалась магичка, с готовностью встав за правым плечом Тшольке. Я ощутила магию в воздухе. А потом и увидела: синие искорки между пальцев магистра и соседки по комнате.

Тшольке кивнула, опасливо покосилась на стену, будто она могла рухнуть, а потом обратилась ко мне, непривычно вежливо:

— Госпожа Выжга, пожалуйста, осторожно подойдите к окну, выходящему на улицу, и выгляните. К сожалению, вынуждена просить вас, так как остальные заняты. Будьте предельно внимательны, не рискуйте. И ни в коем случае не позвольте

вас заметить. Постойте одну минуту — и стрелой сюда.

Значит, всё серьёзно, и священники на подходе. Идут жечь и убивать.

Бочком протиснулись мимо Тшольке, поймав её тревожный взгляд. Как бы она меня не «любила», но на смерть посылать не собиралась. И пеклась о студентах.

В коридоре всё на первый взгляд было, как обычно, то есть доносились обрывки разговоров и смех из обеденного зала, какая-то возня из номеров, но я не позволяла себе расслабиться. Сняв туфли, прокралась к окну, прижалась к стене и выглянула наружу.

Факелы! Целое море факелов! И какие-то люди… Пешие, сжимающие гостиницу в кольцо.

Приблизительно оценив их количество и уверившись в недружественных намерениях толпы: 'Смерть ведьмакам и ведьмам!' — звучало не двусмысленно, — поспешила обратно.

— Ну? — набросилась на меня магистр.

— Да я тебе и так скажу, что там, — раздался усталый голос Лазавея за моей спиной. Руки легли мне на плечи, подталкивая в комнату. — Весь оставшийся в живых Орден явился нас убивать и грозит поджечь гостиницу со всеми постояльцами, если хозяин нас не выдаст.

Магистр снова перешёл на 'ты' в общении с Тшольке — значит, на душе неспокойно, и он непроизвольно переходит на неформальное общение. Наверняка все преподаватели говорят друг другу 'вы' только при студентах, соблюдая кодекс поведения.

В комнате попала в руки Ксержика, всё ещё не отмывшегося от крови. Наоборот, порезов на руках прибавилось. Заметив мой интерес к своим увечьям, некромант покосился на магистра Лазавея, коротко пояснив: 'Ему нужна сила'.

Убедившись, что Липнер всё сделал правильно, Лазавей вышел на середину комнаты и прикрыл глаза. А Тшольке замкнула контур заклинаний, цепным псом вместе с Юлианной став у дверей.

— Идут, — сквозь зубы процедила она.

Магистр Лазавей вздохнул, открыл глаза. Его рука налилась сиреневым свечением и неожиданно наполовину исчезла, будто погрузившись в невидимый слой воздуха.

Лазавей замер, превратившись в каменное изваяние.

— Ничего, стража их задержит, — немного утешила Тшольке. — Выиграем пять минут.

— Разве стражники их не повяжут? — удивлённо поинтересовалась я.

— Агния, десять стражников и пятьдесят-шестьдесят разгневанных священников, напичканных дешёвыми заготовками заклинаний — и кто кого? Без подмоги ничего не сумеют.

— Но как они прошли незамеченными, как такую толпу пропустили?

— Они не дураки, — хмыкнул Ксержик, — в стадо сбились только у наших дверей. А так по двое-трое пробирались улочками. Многие здесь живут, кто-то на самоходах приехал… Жаль, не удалось накрыть всех каменными глыбами: не успел. И не сумел, потому что жить хотелось. Долго и счастливо, а не геройски и пару минут.