Чужая игра для Сиротки
Шрифт:
Мне хочется его ударить. Заехать кулаком прямо в центр самодовольной рожи и посмотреть, как великий и ужасный герцог Нокс завоет от боли.
Монашка из монастыря, которой доводилось защищать свою жизнь и от воров, и от набегов разных голодранцев, запросто могла бы это сделать.
Но герцогине Лу’На рукоприкладство явно не к лицу.
Так что остается последнее оружие — вынуть шпильки, которыми Нокс утыкал меня, словно игольницу, и вернуть каждую с таким же усердием.
— Я подумала, что буду чрезвычайно рада, если вы как можно
Герцог все еще улыбается.
И его почти ничего не выдает, кроме разве что нервно дергающегося уголка рта, от улыбки не остается и следа.
— И еще, — вскидываю палец, нарочито привлекая внимания к тому, что следующие слова имеют особое значение. — Полагаю, раз уж моя телесная оболочка доставляет вам столько боли и страдания, всем нам будет лучше, если впредь все возможные вопросы мы будем решать исключительно через наших горничных. Уверяю, милорд Куратор, что никакое, как вы соизволили выразиться, «содержимое моей головы», не помешаете мне понять содержимое ваших записок. Давайте же позаботимся о сохранности наших телесных оболочек и сделаем хоть что-то приятное друг для друга.
Я понятия не имею, откуда в моей голове вся эта складная речь, но какие бы силы ее туда не вложили, мысленно от всей души их благодарю.
Потому что проклятый герцог выглядит так, будто его только что окатили помоями с ног до головы.
Мне требуются все усилия воли, чтобы ничем не выдать свой триумф, хоть я полностью заслужила счастье видеть, как с этого напыщенного типа сползет его маска холодного безучастия. В особенности после того, как я по его вине чуть не отправилась на тот свет.
Правда, сперва герцог все же спас мою жизнь.
Пока меня терзают противоречивые чувства и эмоции, Нокс берет себя в руки и снова демонстративно обдает меня презрением.
— Я хотел принести свои извинения, юная леди, — говорит четко и сухо. — Полагаю, все дело в аспектах, которыми кто-то заколдовал едва не убившее вас украшение. Уверяю, подобное более не повториться.
Это звучит совсем не как искренняя попытка признать свою виную
Скорее как нарочитое предупреждение о том, что лучшая защита от «подобного» — иметь железные и нерушимые основания вовсе от меня отдалиться. Как можно дальше.
— Мое предложение общаться через горничных, как всегда, в силе, — напоминаю я, подстраиваясь под его холодную официальную речь. — Меня совершенно не интересует, что послужило причиной вашему недостойному и порочащему мою честь поведению, но нам обоим предельно ясно, что каждый раз, когда мы оказываемся слишком близко, происходят очень…
— … мерзкие вещи? — заканчивает за меня герцог.
— Вообще-то я хотела сказать «опасные», но ваш вариант звучит честнее.
Мы снова замолкаем, но на этот раз, как бы сильно я не старалась не смотреть на него,
Плачущий, помоги, все это определенно дурно кончится.
— Полагаю, — продолжает герцог, и я лишь краем мыслей понимаю, что он делает шаг в мою сторону, пока мои собственные ноги словно врастают в пол, — нет необходимость предупреждать, что все случившееся между нами, следует держать в тайне.
— Согласна, — говорю в ответ.
И снова шаг ко мне, уже ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
Что происходит? Мы ведь только что решили, что не испытываем никакого желания находиться слишком близко друг к другу? Что это мерзко и опасно.
— Мне бы не хотелось, — на губах герцога появляется зловещая усмешка, — прибегать к некоторым не самым гуманным методам, которые бы призвали вас молчать.
— Вы мне угрожаете? — не верю своим ушам.
— Предупреждаю, миледи Лу’На.
Мне кажется, что я вот-вот задохнусь от возмущения, но напряженную обстановку нарушает стук в дверь и появление Орви.
Он несколько мгновений молча смотрит на меня и герцога, на дистанцию между нами, растерянно переводит взгляд с меня на Нокса и обратно.
Я слишком резко шарахаюсь назад.
Герцог, конечно же, слишком проницателен, чтобы не заметить этого.
Но все же, именно он первым нарушает тишину, интересуясь, какого лешего гвардеец вламывается в комнату леди без ее разрешения войти.
Бедняга Орви тут же вытягивается по струнке и рапортует, что маркиза Фредерику Виннистэр желает переговорить со мной с глазу на глаз.
— Скажи, пусть катится к демонам, — отбривает Нокс.
Орви открывает — и закрывает рот, лишь мельком глядя на меня, едва ли слишком заметную из-за спины герцога, которой он только что меня загородил, будто маркиза заявилась, чтобы отнять у него любимую игрушку.
— Милорд Куратор, вы забыли, чья это комната? — От возмущения перед глазами все пылает.
Да кем он себя возомнил, этот тип?!
Воображает, что имеет право расписываться за всех и каждого?!
— Что, простите? — Он поворачивает голову. — Я отвечаю за вашу безопасность, и я…
— Скажите леди Виннистэр, что я ее жду, — обращаюсь к Орви, нарочно повысив голос на тот случай, если Нокс снова вздумает вмешаться со своими командирскими замашками.
Герцог так сильно стискивает зубы, что их злой скрежет почти что ласкает мой слух.
Когда дверь распахивается и маркиза вплывает в мою комнату, как обычно, в одном из тех нарядов, которые почти не оставляют места воображению, Нокс железной поступью проходит мимо, не отметив ее ни взглядом, ни словом.
Как будто именно он — тот единственный мужчина на свете, которому ее выдающиеся женские прелести вовсе не интересны.
Понятия не имею, отчего этот маленький и ничего не значащий факт, заставляет меня испытать сладкий вкус триумфа.