Чужая игра
Шрифт:
Прошла неделя невольного воздержания. Александру было плохо, он жестко мучался от похмелья, но, как назло, вожделенного напитка не было возможности достать. И тут случилось страшное. Он перестал воспринимать действительность, какая она есть, и погрузился в кошмар, где монстры, порождённые мозгом, сосуществовали с реальностью. И связь ту нельзя разорвать.
В таком состоянии он и встретил юных сестер, шедших ему навстречу и выгуливающих мопса. В их облике ничего не было странного. Во всяком случае посторонний человек не заметил бы. Видел только Александр Неман. Он видел, как при разговоре, у обоих сестер изо рта вылезают длинные, тонкие, раздвоенные на конце языки. Внутренний голос,
Потом он утверждал, что ничего не помнил, но в тот самый момент, что-то громко и непонятно напевая, словно читая молитву, он схватил нож, почему-то оказавшийся в его руке, и напал на девчонок. В этот сумрачный час прохожих не оказалось. Душераздирающие предсмертные крики далеко разносились вокруг, и вот спустя всего несколько минут, вдали показались бегущие люди. Но было поздно. Два окровавленных растерзанных тела без признаков жизни лежали на дорожке.
Потом было лечение от белой горячки, а за ним суд. Несколько лет, проведенных в тюрьме, окончательно вылечили его от застарелого алкоголизма, и у него мог появится шанс стать нормальным членом общества, если бы не пожизненное заключение.
Неман пытается сейчас изобразить спокойствие, даже быть может радость бытия, но у него это плохо получается. Злоба проступает в каждом движении, в каждой мимике лица, во взгляде. Он явно ненавидит всех вокруг, но ничего сделать не может, ибо слаб, слаб физически. Здесь он чем-то похож на Жабина, тот, если не может ответить в открытую, предпочитает закончить втихаря, без лишних свидетелей. То, что их объединяет, их же и разъединяет. Лисенок никому не мстит, он просто ненавидит себя и окружающих, за то, что не может дать сдачи. От этого страдает его самолюбие. А Жабин… При всем своем солидном облике, Натан как никто опасен. Не каждому дано подолгу вынашивать планы мести, при этом ничем себя не выдавая, и даже намека не показывая, как ты жаждешь реванша. Вот он дремлет в кресле, а быть может притворяется, обратившись в слух, дабы быть в курсе происходящего. О чем он может думать? Может разрабатывает план мести братцу Кириллу? Кто его знает…
Так размышлял Андрей Никонов, пытаясь забыться на время, изгладить из памяти, где он находится, хоть миг почувствовать себя человеком. Врят ли это удастся, – сам себе противоречил Андрей Васильевич, оглядываясь и все зорко подмечая. Он досконально знал подноготную каждого из пассажиров. И эти знания не внушали радости. Они не позволяли расслабиться хоть на минутку. Насколько было проще, когда за твою жизнь несут ответственность другие. А здесь и сейчас ты не только отвечаешь за других, ты должен постоянно держать ухо востро, чтобы самому не стать жертвой. А как хочется скинуть с себя это бремя. Просто, свернувшись калачиком, безмятежно уснуть, и чтобы никакие тревожные мысли не лезли в голову. А потом проснуться, сладко потянуться и радоваться новому дню. Быть может, это когда ни будь и настанет, но не сейчас, и ни в этой жизни.
Размышления Андрея прервал бас Медведя. Дело происходило ближе к вечеру, ближе к ужину. До выхода наружу оставалось несколько часов.
–Старшой, что это делается, – гремел Дмитрий Нагорный. – Я как обычно, не глядя беру поднос с завтраком, и возвращаюсь на свое место. И только собираюсь приступить к еде… Славу богу, я сначала посмотрел в тарелку… На, вот, смотри…!
Медведь с размаху поставил свой поднос перед Андреем. Никонову было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, чем возмущен Дмитрий.
В тарелке, вместо привычной каши была непонятная субстанция, прозрачная и липкая на вид. Внутри этой полу жижи отчетливо просматривались какие-то голубоватые зернышки или
Все сгрудились вокруг старшого, пытаясь разглядеть находящее в тарелке. Медведь получил завтрак первый, остальные еще не успели.
–Я же говорил, вся наша еда синтезируется из химического бульона, который мы сейчас и наблюдаем. А из этого следует… Следует, что кухонный синтезатор приказал долго жить.
–Натан, не надо раньше времени поднимать панику, – Андрей отодвинул от себя поднос. Из тарелки источался неприятный, тошнотворный запах. – Давайте сначала еще раз попробуем.
Быстро подсуетившись, Натан поставил перед Андреем точно такой-же поднос. Сомнений в поломке кухонного синтезатора не оставалось.
–И чем теперь мы должны питаться, – недовольно спросил братец Кирилл. – на корабле больше нет еды и нас ждет голодный бунт. В отличии от древних пиратов, оказавшихся в подобной ситуации, у тех были крысы на корабле. Еда может и не самая аппетитная, но как говорится, на безрыбье и рак рыба. А у нас ничего! Рон не подает признаков жизни. Вот скажите мне, куда запропастилась электронная скотина. Как он нужен, его нет. Рон, ау…!
На этот раз Рон решил обозначить себя. Его металлический голос раздался по всему помещению:
–Корабль поврежден. Идет восстановительный процесс. Кухонные приборы сломаны. В настоящий момент идет оценка возможности ремонта поврежденного оборудования. После предварительной оценки, начнется отладка приборов и устройств. Все, что возможно отремонтировать будет отремонтировано, все, что не подлежит ремонту, восстанавливаться не будет.
–Хороший ответ, – с издевкой воскликнул Лисенок. – Самое главное, все разложил по полочкам, прям и придраться не к чему: «что возможно отремонтировать, будет отремонтировано, что не подлежит ремонту, восстанавливаться не будет». – передразнил Саша Рона.
–Электронная скотина, а что мы будем жрать? – братец Кирилл распылялся все больше и больше. – Я на голодный желудок весь корабль разнести смогу, не смотри, что с виду такой невзрачный.
–Ругательства, недовольство, угрозы физической расправы. Данные сведения я внесу в отчет.
–Если не починят кухонные синтезаторы, жить нам останется недолго, – негромко произнес Андрей, но его все услышали. – И твои отчеты уже никому не понадобятся.
Пассажиры, ругаясь разошлись. Проклятия так и сыпались со всех сторон. Досталось и создателям звездолета, и господам ученым, и Рону, который вновь не подавал признаков жизни. Меланхолия охватила людей. Все сидели с недовольными лицами, а от грома и молнии, которые они взглядом метали друг другу, казалось, должны загореться даже негорючие вещества.
Прошло два часа. Надежда на благополучное разрешение проблемы растаяла, как снег летом, стоило вновь лицезреть несъедобную субстанцию.
–Если дело так и дальше пойдет, – произнес братец Борис, – после выхода на планету, займемся мы не сбором образцов, а, как его там, охотой друг на друга. Слабейший будет съеден… первым… вот… Мне кажется, это будут наши… прекрасные, вот то слово, девушки.
–А не боишься сам первым пойти на корм.
–Я еще не договорил. Так вот. Повезет…э, больше тем, кого съедят сразу. Посудите сами: оставшимся в живых невольно станут…не могу сообразить, ах, да, вот, людоедами. Поначалу будет мерзко до тошноты, но голод сделает свое дело. Сперва маленький кусочек… затем все больше и больше, и так далее и так далее… незаметно, как правильно сказать, для себя мы перестанем быть людьми. Самое главное, сможем ли мы развести костер на … м-да… на планете? Сырое мясо не самый вкусный продукт. Зря смеетесь, это у нас на Земле древесины сколько угодно, а что нас ждет здесь, я не знаю…никто не знает.