Чужая лебединая песня
Шрифт:
– Гребем! Мощно! – раздался голос инструктора. – Раз! Раз! Федор! Не забывай! Жизнь девчонок в твоих руках! Раз! Раз! Мощно!
И Федор греб, не видя ничего вокруг, пока не услышал крик:
– Отдыхаем!
Он устало опустил весло. Девчонки разом затрещали, делясь впечатлениями, а Федор только крепче стиснул весло – впереди еще почти десять километров сплава, рано расслабляться. И он был прав. Не прошло и пары минут, как река снова зашумела, закипела, подхватила рафт, закружила, словно чаинку в чашке с чаем.
– Гребем! Мощно! Раз! Раз! Раз! – заорал инструктор, и Федор снова греб:
Из этого приключения Федор сделал два вывода. Первый: костюм – это условность. Главное, чтобы было удобно тебе. А что о нем думают окружающие, это их проблемы. Второй: ответственность – это не для него. На этих выводах он сформировал свою жизненную позицию и отступать от нее в обозримом будущем не собирался. И не особо эти принципы Федору мешали. Работу он с горем пополам нашел. Правда, вылетел с нее именно из-за безответственности [3] .
3
Читайте об этом в романе Ирины Грин «Нарушенная заповедь».
Михаил оказался более ответственным, а может быть, эйчар ему попался более покладистый. Или эйчарша – Мишка умел ладить с женщинами. И почти сразу после университета он попал не куда-нибудь, а в Бангалор, индийскую Кремниевую долину. А перед отъездом предложил Федору жить в его квартире. Просто так, бесплатно. С условием, что тот будет хотя бы изредка наводить порядок, стирать пыль с безделушек на каминной полке и бабушкиного портрета. Последней цели служила метелочка из перьев какой-то диковинной птицы. Не иначе, как той самой птицы счастья, которую Мишка поймал за хвост и вслед за которой оказался в Индии.
С тех пор друзья пару раз в месяц общались по скайпу. Мишка звал Федора к себе, обещал помочь с работой. Но Федор отказывался. Что он забыл в этой Индии? Посмотрел картинки, побродил по форумам. Бангалор – город контрастов.
С одной стороны, крупнейший в Индии научный и индустриальный центр, с другой – жара, мошки и, главное, – отсутствие привычной еды. И, опять же, любимые принципы. Потерять их – значит потерять себя. Вон Мишка уже даже не Мишка вовсе, а Майкл. А Федор, значит, станет каким-нибудь Теодором или Тео.
Беспринципным и бесхребетным Тео, который только и делает, что дебажит чужие коды [4] , не получая от этого никакой радости. То есть работать за деньги, работать, чтобы жить. Нет, такая работа Федору не требовалась – принципы дороже. Хотя…
Хотя была одна девушка, ради которой он готов был поступиться своими принципами.
Ася. Чужая невеста, без пяти минут чужая жена…
Как всегда, от грустных мыслей захотелось чего-нибудь пожевать.
– Так, кто тут у нас сегодня не доживет до утра? – зловещим тоном произнес Федор, открывая морозилку и рассматривая упаковки с готовой едой. – Что у нас тут? Рататуй с курицей и овощами. Хм, рататуй… Что за байда такая? Соте из говядины и овощей… Не помню, чтобы я такое покупал. Плов с мясом. Это уже получше. А это что? Лазанья классическая… Вот, лазанья. Или плов?
4
Исправляет
Федор вытащил обе упаковки, придирчиво обнюхал, ткнувшись носом в заинедевелый картон, и решил остановиться на лазанье.
Заурчала микроволновка, и Федор, в ожидании ужина, прошел в комнату, уселся на диван, взгромоздив ноги на стоящий рядом журнальный столик, положил на колени ноутбук. Пока тот грузился, взгляд упал на портрет бабушки. В глазах ее стоял невысказанный упрек.
– Ну что тут такого! – попытался оправдаться Федор. Бабушка не любила, когда он питался полуфабрикатами. – Это же лазанья, а не доширак какой-то. Завтра, обещаю, сварю овсянку. Была у меня где-то…
Разговаривать с портретом бабушки Федор начал практически в день переезда в Мишкину квартиру. Видно, художник и в самом деле обладал большим талантом – Федор готов был голову дать на отсечение, что выражение лица портрета менялось в зависимости от обстоятельств.
Когда он вернулся, проводив Мишку в аэропорт, бабушка на портрете была какой-то потерянной. Куда делась злая тетка, смутившая его в первый визит в квартиру Кондратьевых?
Глядя в грустные глаза, Федор, сам не зная, что это на него нашло, вдруг сказал:
– Да норм все будет, норм. Глядишь, пара месяцев, и вернется наш Мишка.
И тут – то ли глюки, то ли факт – в бабулином взгляде появились нотки благодарности. Сначала Федор счел это первыми звоночками от поехавшей крыши. Но прокачав в интернете вопрос о разговоре с портретами, нашел стих Маяковского, в котором мужик докладывал об окружающей обстановке фотографии Ленина [5] .
Динамичненький такой стих. Федору даже понравился, хотя спецом в поэзии он не был.
5
Владимир Маяковский. «Разговор с товарищем Лениным», 1929.
С тех пор он взял за правило каждое утро с портретом здороваться, уходя, сообщать, в котором часу ориентировочно вернется. А бабушка, конечно, без Мишки скучала, но постепенно свою невостребованную любовь перенесла на Федора. А ему, не избалованному подобным отношением, было приятно.
Микроволновка, звякнув, выключилась.
Федор потянул носом – пахнет вроде съедобно. И вдруг внимание его привлек странный звук за дверью. Как будто собачка встреченной недавно соседки скребется и потихоньку поскуливает.
Запах лазаньи усилился, и Федор решил игнорировать нарушающий спокойствие шум. Но пес, или кто там был за дверью, снова поскребся, и Федор подумал: а вдруг бабуля носится по улице в поисках питомца.
А он, Федор, выходит такой и говорит: «Здравствуйте, бабушка, вот она, собачка ваша. Берите, пользуйтесь!»
И соседка обнимает его и, обмочив слезами футболку, заявляет: «Спасибо, дорогой Федя… – нет, Федя это как-то слишком, – спасибо…»
Прижав плечом плохо открывавшуюся по причине древности дверь, Федор повернул защелку и замер: на пороге, прислонившись спиной к стене, сидела абсолютно незнакомая девушка с залитым кровью лицом.