Чужая мечта
Шрифт:
Я лежал на грубо сколоченной лежанке, уже осознавая себя целым человеком, а не как было совсем еще недавно — грудой отдельных частей больного организма. Я даже попытался вставать, сопровождаемый парой бюреров, вернулся аппетит, выздоровление шло полным ходом. А с утра сегодня явился Зайцев, видимо, посчитавший, что я достаточно здоров для серьезного разговора. Он представился по фамилии, показал фотографии, на которых я узнал трёх майоров — отца (он действительно был сильно похож на меня, или наоборот, я — на него?), Зайцева и Корнеева, назвался давним сослуживцем обоих и попросил помочь в деле восстановления справедливости.
Ему
— Поэтому я прошу тебя послужить нам обоим, — продолжал Зайцев. — Ты возьмешься?
— Что он Вам сделал? — слова мне пока давались плохо, распухший язык мешал произнести половину звуков, но Зайцев понял.
— Я тебе все расскажу, Максим, — Зайцев на пару минут задумался, что-то вспоминая. — Мы были когда-то друзьями. И хоть все трое служили по разному — я на штабных должностях, твой отец был очень хорошим тыловиком, а Корнеев работал в поле: разведка, диверсии — мы доверяли друг другу. Корнеев всегда был человеком действия. — Зайцев невесело усмехнулся. И вновь припал к своему баллончику. — Тс-с-с-с. Эта дружба началась еще с курсантских времен. Потом было много совместно пережитого и всегда мы держались друг друга. Не буду разводить розовых соплей. Я все же в прошлом — военный. Когда Армия стране стала не нужна, мы остались служить, но с каждым годом становилось все хуже и хуже. Надо было как-то выживать, и мы втроем организовали небольшой бизнес по реализации списанного имущества. Мы много работали и через некоторое время у нас, тс-с-с-с, появилось некоторое количество средств. Мы не были генералами и у людей вокруг стали возникать вопросы о наших доходах. Приходилось выкручиваться. Какое-то время нам удавалось сохранять наше предприятие. Даже немного расширить. Потом встал вопрос о том, стоит ли оставаться на службе дальше. Мы хотели выйти в отставку все вместе, и даже подали соответствующие рапорты.
Работали только с наличной валютой. Но сложилось так, что охраной кассы занимался Иван. И однажды он нас с Сергеем просто сдал чичам. Т-с-с-с. Нас увезли в какой-то горный аул, Сергея подстрелили, когда мы пытались бежать. Во второй или третий раз. Он умер от гангрены. Они даже не пытались его лечить! Мне повезло больше, я смог выбраться, но спрятаться от бывших рабовладельцев смог только здесь. Я провел в ауле девять лет. Без документов, без контактов, на что другое я мог рассчитывать? У Болотного доктора застрял еще на год.
Здесь я узнал, как распорядился Иван нашим наследством. Про банк и остальное. Я подумал, что если не найду способа его наказать, мне нечем будет оправдаться перед Сергеем. Когда мы встретимся там. — Он показал пальцем на небо. — Вот такая история.
Я молчал. Не знаю, как передать всю злость и ненависть свалившиеся на меня. Запершило в горле. Говорить я не мог.
Зайцев сквозь свои седые редкие космы смотрел на меня блеклыми, давно выцветшими глазами, его трясущиеся руки сжимали баллон с кислородом. Клетчатый плед, наброшенный на колени, скрывал под собой инвалидную коляску. Он спросил еще раз:
— Ты возьмешься помочь мне?
Как будто, после того, что он мне рассказал, у меня был какой-то выбор! С другой стороны, я уже давно подумывал о том, как бы устроить Ивану Петровичу большой карачун, и только отсутствие морального оправдания в какой-то мере меня останавливало.
— Могу я… задать несколько вопросов? — Спросил я. Совсем не уверен, что для собеседника фраза прозвучала именно так, как я рассчитывал. Слова давались тяжело — начиная от правильных формулировок и заканчивая произношением. Но Зайцев меня понял.
— Конечно, Максим. Спрашивай. Если я что-то знаю — отвечу.
— Когда отец пропал… нам еще долго приходили почтовые переводы… Пока я не закончил университет. Кто?
— Кто их посылал? Нет, Максим, я не знаю ответа. — Он снова задумался. — Думаю, что Сергей успел что-то отложить. Да, скорее всего, так.
— Есть план?.. Как Корнеева в Зону…
— Да, Максим. Даже скажу больше — этот план работает уже почти год. Мне лишь нужен кто-то, кому Иван поверит. Кто-то, кого при этом он сможет полностью контролировать.
— Что… я должен делать?
— Тебе нужно уехать поближе к Ивану. Оказаться в его руках. Он поручит тебе одно важное дело в Зоне.
— Дальше…
— Вернешься в Зону, выполнишь поручение, доложишь Корнееву. Предложишь ему забрать у тебя предмет, но только на территории Зоны в условленном месте. Там будет ловушка, где его возьмут мои бюреры. Все.
— Почему он пойдет на это?
— Встретиться с тобой здесь? Приманка очень хороша. Так хороша, что не пойти он просто не сможет.
— Что это? — В горле пересохло, мне отчаянно хотелось пить, но Драй, исполнявший обязанности поилки, обязательно подмешивал в питье какую-то гадость, от которой я почти мгновенно засыпал. А судя по решимости Зайцева — разговор нужно было завершить сегодня.
— Прости, Максим, не скажу. Это для реалистичности. Если Иван поймет что-то, почувствует, проявит малейшие подозрения — нам о своих планах придется забыть. Ты понимаешь?
— А если он почувствует… мою ненависть?
— Тогда он спишет её на ваши непростые отношения. — Зайцев улыбнулся. — Они ведь непростые?
— Да. Я согласен.
— Вот и хорошо, — он снова улыбнулся, только в этот раз недобро. — У нас еще будет время поговорить. Отдыхай пока. Восстанавливай силы.
Он сжал своей высохшей куриной лапкой мою забинтованную ладонь, зачесал свои волосы наверх, мягко заработал электромотор его коляски, Зайцев развернулся и выехал из моей палаты.
Моя сиделка Драй как будто ждал этого — дверь не успела закрыться, а он уже суетился возле меня со своей поилкой. И как обычно после его снадобья я провалился в сон.
Рыжий лес
Я выпал из воздуха как из ледяной воды — жадно хватая ртом каждый вдох, чувствуя, как судороги пытаются скрутить тело. Сердце бешено колотилось, мне казалось, что его стук слышно вокруг на многие километры. Но не это было главным: вдруг пришло понимание, что со мной что-то не так. Совсем не так, как я к тому привык. Пропало постоянное чувство самоидентификации, я больше не ощущал себя Максимом Бергом, не чувствовал это имя своим. Был ли это эффект прохождения пузыря или что-то иное? Я не знал. Но почему-то ясно чувствовал, что отныне я и Макс — два совершенно разных человека. Я не мог подтвердить своё новое ощущение ни воспоминаниями, ни чем-то другим, но оно было настолько ярким и сильным, что сомневаться в его правильности я не смог.