Чужая невеста
Шрифт:
Диру я обрадовалась как родному. А информация, которую он озвучил, повергла меня в замешательство. Оказывается, насильника Ильвы нашли – это был какой-то контуженный на голову лэф, которому заплатила неизвестная женщина за то, чтобы он вывел меня из игры под названием «невеста для дана». И вроде все было понятно, логично, достоверно, но… что-то царапало. Какое-то неприятное внутреннее чувство, словно червячок яблоко, грызло меня изнутри, заставляя сомневаться.
А Брэд стоял, скрестив на груди холеные руки, и внимательно следил за моей реакцией на новости Дира. Лааш же висел где-то над ухом и безостановочно шипел:
– С-с-смотри
Я и молчала.
Молчала, когда Дир закончил говорить и позвал «папочку» отправиться в Миригор, где требовалось его присутствие. И когда Брэд-риль прощался, я тоже молчала. И даже когда он подошел ко мне, чтобы поцеловать на прощанье в лоб – прилежно изображала немую. Но как только его губы коснулись моей кожи – отшатнулась и вскрикнула, испытав почти тот же животный страх, который ощутила в момент прикосновения Йена. Глаза «отца» хищно сузились, уголок рта дернулся, а пальцы с безупречными ногтями сжались в кулак.
– Меня пугают чужие прикосновения, – хрипло пробормотала я, пытаясь сгладить ситуацию. – Любые. Не только твои. Наверное, это последствия… – Слово «изнасилование» я вслух не произнесла, вместо этого по совету Лааша весьма натурально всхлипнула и снова потупилась.
– Понятно, – ровным голосом сказал «отец». – Отдыхай, Ильва. Я зайду к тебе завтра.
В ответ, с подачи все того же элементаля, я кивнула и плотнее сжала губы, чтобы не высказать вслух пожелание больше никогда не видеть этого лэфа. Если от осторожного касания норда, кроме паники, я испытала еще и жар возбуждения, то в случае с Брэд-рилем – один только липкий ужас, от которого меня продолжало потряхивать даже после его ухода.
Оставшись наконец одна, я перебралась со стула на кровать и, словно маленький ребенок, замоталась в легкое одеяло, свернулась калачиком и прикрыла глаза. Хотелось расслабиться, согреться, почувствовать себя в безопасности. И мне это почти удалось, когда эхо чужой души прислало похожее на кошмарный сон воспоминание. А может, это и был сон?
Он стоял напротив меня в белоснежной сорочке с расстегнутой на груди шнуровкой и с россыпью алых брызг на правом рукаве. Черные волосы, забранные в тугой хвост, отливали огнем, а на лице играли рыжие блики от света свечей. Губы чуть заметно кривились, а в лиловых глазах бушевала гроза. Погруженная в полумрак комната казалась мрачной и пустой. Но я точно знала, что это не так. Потому что на стенах, хищно поблескивая серебристыми гранями, висели цепи, в углу стояла большая кровать с черным балдахином и кресло, рядом с которым примостился резной столик, а на нем возле кувшина с вином лежала плеть. И с тонких ремней ее на каменный пол стекали темные капли.
Это был наш ежевечерний ритуал: он ласково оглаживал мои плечи плетью, мягко касаясь обнаженной кожи и почти не причиняя боли. А я последние пару лет все покорно сносила, не смея поднять на него взгляд. Так обычно было… но не теперь. Сейчас моя спина саднила и кровоточила от недавней порки, а я кусала губы, глотала слезы и умоляла его меня простить.
Он прав, всегда прав, а я виновата. Мне не следовало здороваться с Ташем, которого совершенно случайно встретила сегодня на улице. И уж тем более не стоило поддерживать с ним беседу, ведь он уже три года не сын Касса, а меченый урод. Как я посмела
И я кивала на обвинения, которыми сыпал Брэд-риль, продолжая стоять на коленях на холодном полу. Придерживала дрожащими пальцами разорванное платье, так и норовящее сползти с плеч, и едва слышно шептала:
– Прости-прости-прости…
Я? Или Ильва? Наши личности словно сплавились воедино, и все происходящее уже не казалось чужим сном. Я чувствовала то, что чувствовала тогда она, мыслила, как она… Именно я находилась там – в том холодном подвале, переделанном в спальню для отцовских утех. Туда он водил вивьер, там же воспитывал и меня. И только Тина никогда не переступала порог этой жуткой комнаты. Может, потому что еще слишком мала?
Брэд обходил меня по кругу, брезгливо отряхивая рукав, будто это и правда могло помочь избавиться от кровавых разводов. Остановился за спиной, провел рукой по моим заплетенным волосам, перекинул на грудь мешавшую ему косу и коснулся шеи. Я больше не плакала, не шевелилась и даже не дышала. Его холодные пальцы чуть массировали кожу, постепенно спускаясь от затылка вниз по линии позвоночника. Они очертили нанесенные плетью раны и вновь вернулись к шее, чтобы крепко сжать ее, причиняя мне боль. Я вздрогнула, но вырываться не посмела. Потому что знала – будет хуже.
– Ты демонически красива, Иль, – прошептал лэф, наклонившись. – А они – монстры. Ты не смеешь дарить даже каплю своего внимания этим уродам. Поняла?
– Да, отец, – заученно ответила ему и… меня отпустили.
Воспоминание растаяло так же стремительно, как и накатило. И вот я уже не в этом жутком «фильме с ощущением полного погружения», а на кровати в монастырской келье. Лежу, до скрипа сжимая руками ткань одеяла, кусаю губы и беззвучно плачу, потому что иначе нечем объяснить влагу на моих щеках и пелену, застилающую глаза. А в душе зреет беспредельная благодарность к Ильве за предупреждение. Сколько же ей было лет в том воспоминании? По ощущениям, не больше шестнадцати. Бедная девочка!
Не знаю, где сейчас ее душа: улетела на небеса, отправилась на перерождение или, по всем правилам равноценного обмена, заселилась в мое земное тело, но… если бы не ее остаточные воспоминания, я ведь могла бы и купиться на сладкие речи… Брэда. Даже мысленно называть отцом этого брюнета сил не было. Отец – это мой родной папа. Любимый, заботливый, понимающий, верный, тот, кто всегда поддерживал, оберегал, помогал и за всю мою жизнь ни разу не поднял на меня руки. А лэф, растивший Ильву, – больной на всю голову садист, таких надо лишать родительских прав еще до рождения детей.
Вот только вряд ли отношение Брэда к старшей дочери выставлялось напоказ. Он делал все тихо: давил ее психологически, унижал физически и при этом умудрялся убедить в том, что во всем виновата именно она. Ур-р-р-род! Самый что ни на есть настоящий моральный урод! И он еще смел называть этим словом нордов?
По тому, что никто не поинтересовался причиной моих странных слез, я сделала вывод, что Лааш свалил. А по тому, как реагировала Ильва на прикосновения Брэд-риля к своей шее, – поняла, почему недавно шарахнулась от Йена. Судя по всему, хватать дочь именно за эту часть тела было таким же обычным делом для лэфа, как и «ласкать» ее плетью.