Чужая невеста

Никольская Ева

В дверь коротко постучали, и почти сразу за этим раздался звук поворачиваемого в замке ключа. А потом в келью влетело чудо.

Чудо умело вспыхивать, словно маленькое солнышко, умело шипеть, как забытый на плите чайник, умело летать по комнате, будто шаровая молния, умело втягивать в себя и снова выпускать тонкие лучики-лапки, похожие на язычки пламени, но главное заключалось в том, что чудо умело говорить! И при этом было свято уверено, что я его не слышу.

– Бледная какая, потрепанная, худю-у-ущая, фу, – протянул огненный элементаль, обращаясь к хозяину, и, брезгливо

кривя призрачную рожицу, добавил: – К тому же духов не слышит, скучно. Зачем она Ташу? Кроме глаз, и посмотреть не на что. Ее ж ни взять, ни сжать, ни поим…

Шикнув, рыжеволосый норд выразительно взглянул на висящее над его плечом создание, и оно, поджав «лапки», с тяжелым вздохом заткнулось. Я же с приоткрытым от удивления ртом смотрела на визитеров и… молчала. Слова приветствия, которыми планировала встретить Йена, застряли в горле, стоило мне услышать свою столь откровенную оценку из уст волшебного существа. Откровенную и негативную! И это Ильва с ее примерными 90-60-90 для них худющая?! Тогда я в образе Валерии Бродской, которую и на Земле «доской» не раз называли, наверное, тут вообще дистрофиком бы считалась. Но… каков наглец, а! Ну и речи, ну и предположения, ну и… элементаль!

– И я рад тебя снова лицезреть, маленькая лэфа, – с откровенной иронией проговорил рыжий норд после того, как успел войти, взять стул, поставить его спинкой вперед и сесть, сложив на нее руки. А я все это время продолжала «зависать» в той же позе и с тем же изумленным выражением на серой мордашке.

– Здравствуй, – очнувшись, сказала ему.

– Виделись, – не меняя тона, напомнил он, на что я только кивнула.

– Новости есть? – спросила его, имея в виду их расследование.

– А у тебя? – вопросом на вопрос ответил он.

– Откуда? – искренне изумилась я. – Вы же сами заперли меня в этой комнате. Какие тут новости могут быть?

– Ну, мало ли… вдруг память вернулась.

Я отрицательно мотнула головой, отчего волосы неприятно хлестнули по лицу, а сережки тихо звякнули, напомнив мне и о больном ухе, и о клейме.

– А если подумать? – не сдавался мужчина, неотрывно глядя на меня, словно пытаясь по лицу прочесть, что в моей голове творится.

– Нет! – заученно сказала я и для надежности повторила то, что говорила всем с ночи: – Ничего не помню, совсем ничего.

– Врет, – снова подал голос элементаль, который все это время сверлил меня еще более пристальным взглядом, нежели его хозяин. – По глазам вижу – врет малявка!

Я, возмущенно засопев, покосилась на болтливый «шарик» и только потом заметила странную улыбку на губах рыжего. Та-а-а-ак, неужели опять спалилась? И откуда же он весь такой наблюдательный и вдумчивый на мою бедную голову взялся-то?! Нет чтобы Таш пришел, мы б слова поучили, которые я и так почти все вспомнила. Или просто поговорили с ним за жизнь. А этот… ну как с ним говорить, если он в каждой фразе, жесте, в мимике моей подвох ищет?! Решив не играть с огнем, в прямом и переносном смысле, я скромно потупила глазки, сложила на коленях ручки и приготовилась ждать продолжения начатого разговора.

– Помнишь ты или нет, но понимать должна, что сложившаяся ситуация может нарушить взаимовыгодные отношения между Стортхэмом и Миригором, – снова заговорил мужчина. – Если городские решат, что норды воруют их дочерей… – Он замолчал, а я, не выдержав, посмотрела

на него.

– А вы воруете? – спросила осторожно и получила в ответ полный возмущения взгляд, который без слов говорил: «Надо больно!» Действительно, зачем им ворованные лэфы, из-за которых сплошные проблемы, когда к ним табунами красавицы вивьеры шастают? – Ну, раз не воруете, тогда и переживать не стоит. – Я вновь принялась преувеличенно тщательно разглядывать свои пальцы.

Маленькие, изящные, с коротко подстриженными ноготками почти белого цвета. И в памяти всплыло, как эти самые пальчики, вооружившись тонкой иглой, проворно порхали над шитьем, выкладывая на ткани ровные стежки швов. Хм… интересное открытие. А что еще Ильва умела?

– Репутация зарабатывается годами, а рушится в одночасье, – сообщил мне общеизвестную истину Йен. – И даже если нам удастся доказать, что ты сама пришла в общину…

– Сама пришла, сама себя на цепи подвесила, да? – отчего-то разозлилась я. Этот его поучительно-размеренный тон с подозрительными улыбочками напрягал. Как напрягал и элементаль, продолжавший зависать над плечом хозяина. – Кто-то же на мне кандалы те защелкнул, правда?

– Твой сообщник? – не задумываясь, предположил норд.

– Таш, что ли? – также не задумываясь, воскликнула я.

И вот тут мы оба замолчали, уставившись друг на друга. Ибо подумать теперь было о чем. А вдруг и правда Таш с Ильвой все подстроили, чтобы потом пожениться? Друзья детства как-никак, может, у них там любовь неземная была, а папаша палки в колеса втыкал, за сыночка местного «герцога» дочь выдать жаждал. Вот эти новоявленные Ромео с Джульеттой и сочинили план, в результате осуществления которого их свадьба стала почти неизбежностью. А я, Лера Бродская, им все карты спутала своим переселением. Но нет, нет… глупо все как-то, сложно и рискованно. Если бы Брэд-риль настоял на казни, парня бы оскопили. Какая уж тогда любовь!

– Да у Таша кишка тонка, он бы ни за что не отважился свою полюбовницу вивьерой сделать! – первым нарушил повисшую паузу рыжий – не тот, который норд, а тот, который элементаль. – Какая с нее шлюха? Ни сиськи, ни…

Наверное, взгляд, которым я одарила это говорящее чудовище, был слишком уж кровожадным, ибо продолжать природный дух не стал. С детства не терпела подобные высказывания в свой адрес. Даже удивительно, что этот хам крутится вокруг довольно спокойного и вежливого «медведя»? Две рыжие противоположности… закон притяжения сработал, что ли?

– Таш на такое бы не пошел, – сказал мужчина. – Даже ради тебя, – добавил он, отчего я подумала, что моя догадка про шекспировских героев не так уж беспочвенна.

– Значит, кто-то другой пошел, – заявила упрямо.

– Кто?

– Да откуда мне знать! – всплеснув руками, воскликнула я. – Йен-ри, я не вру, правда, не вру. Я ничегошеньки не помню про то, что со мной случилось, я даже про то, что было три дня назад, не помню, и три года, и…

– А что помнишь? – Мужчина прищурился. Огромное окно, сквозь тонированные стекла которого падал свет взошедшего Римхольта, хорошо освещало келью. И поэтому я могла во всех подробностях рассмотреть сидящего напротив визитера. Голубоглазый, рыжеволосый, большой и страшный, как и все меченые… – Я задал вопрос, – напомнил объект моего пристального изучения, чем и вогнал меня в краску.