Чужая осень (сборник)
Шрифт:
— Мне кажется, кто-то начал делать там театр до меня. Я только продолжил. Что тебя еще интересует?
— По-моему, с Мариной ты немного…
— Наоборот, я хотел ей максимум удовольствия сделать. Она просто не понимает, как это можно спокойно заниматься любовью.
— То есть, Сережа? Марина что, отлупила тебя перед тем, как получить удовольствие?
— Нет. Видимо она до того привыкла побеждать мужиков, что не понимает, как может оказаться снизу без сопротивления. Заставила меня чуть ли не насиловать ее. Поддавалась, конечно, но все-таки…
— Да, век живи, век учись. Никогда бы не подумал, что боевые навыки Марины влияют на ее эротические фантазии.
— Я же тебе говорил — попробуй, — усмехнулся Сережа, — только прежде не забудь ударить ее несколько раз, руки тоже желательно чем-то связать, трусы ножом располосуешь — и вперед. А после первого сеанса она так выдает, обалдеешь. Рассказывать не буду, чтобы не портить возможного удовольствия.
— Конечно, Константин уже попробовал.
Сережа от души расхохотался.
— Неплохая затея. Что-то вроде твоих забот о Городецком. И сколько же ты заработал на нем?
— Это Петр Петрович на мне заработал. Выражаясь его же терминологией — десять лет без права переписки.
Рябов полез в боковой карман, достал точную копию компакт-диска, который я изъял у покойного Петра Петровича.
— Тогда получи подарок. Кстати, ты подал заявление, что «Волгу» угнали. Так ее менты уже нашли. Я пришел выставить ребятам за хорошую работу.
— Какие еще заботы обо мне ты успел проявить?
— Так, ерунда. Вроде двух снайперов у гостиницы «Море». Я еще ночью покружил там, пока ты дверными работами занимался.
— На «Ниссанчике» кружил?
— Как ты догадался? — чересчур иронично продемонстрировал удивление Рябов. — Так что я дал тебе еще раз поиграться. Но это — действительно в последний раз.
— По-моему, ты ошибаешься. Мне самому решать.
— Думаешь, я бы позволил тебе уйти на это свидание, если бы… Ладно, хватит.
— Договаривай.
— Ты как-то спрашивал: есть ли у меня человек в команде Городецкого. Продолжать?
— Только не рассказывай, что он вытащил пули из патронов пистолета Петра Петровича…
— Это было бы топорной работой.
— Иди к черту, Рябов. Ты постоянно не даешь мне чувствовать себя самостоятельным человеком. Что Баранаускас?
— Написал чистосердечное признание: прибыл в Южноморск по заданию Игнатенко убрать Городецкого. Ну дальше, конечно, подробности, что до цели не добрался, но это не важно. Мы под строчкой поработаем, где главное сказано — и порядок.
— И что дальше с ним?
— Жизнь гарантирована. Я, конечно, предложил ему вернуться в Москву, под конвоем, ради шутки. Но Баранаускас предпочитает сидеть у нас. Так что с этим все. Кроме твоих дел.
— А что такое? — я чуть ли не имитирую Костины интонации.
— Вершигора будет сильно недоволен, когда узнает о смерти Городецкого. У ментов же свои интересы. Труп рано или поздно будет опознан. А если бы Городецкий просто исчез…
— Тогда бы у Вершигоры
— Можно, но не нужно. Прикрытие еще никому не мешало. Значит, это дело закончено.
— Не считая событий, которые, несмотря ни на что, могут произойти в Москве.
— Если Игнатенко вывернется — осложнит нам жизнь. Однако не настолько, чтобы мы не смогли сделать ответный ход. В конце концов, дело можно представить так, что мы оказывали Игнатенко услугу.
— Хорошо, Сережа, ты обмозгуй все и давай на сегодня попрощаемся. Неси боевое дежурство в ожидании защитников правопорядка, а мне нужно возвращаться к работе.
— Значит, ты считаешь, не все еще кончено?
— Думаю, что не все.
— Я тоже так думаю. Потому что знаю, с кем имею дело, — хитро прищурился Рябов.
Если бы он ответил как-то по-другому, быть может, я бы сказал, что принимаю его соображения о заместителе по коммерческой работе. Так что Вохе придется подождать до тех пор, пока Рябов еще раз не обратится ко мне с этим предложением.
53
Очередной толмач говорил торопливо, иногда я не улавливал окончаний фраз, но такая манера речи компенсировалась еще тем, что переводчик шепелявил. Гершкович, думаю, тоже до конца не понимал, чего от него хочет этот иностранец, хотя толмач, наверное, переводил все правильно, потому что иногда даже размахивал руками точь-в-точь, будто его наниматель.
— Мистер Смайлз утверждает, что при введении расчетов по клирингу, — вдалбливал нам переводчик, — вы должны будете взять на себя…
Ну, дает мистер Смайлз, Котя еще ничего конкретного не сказал, а уже должен. За те два часа, что я слушаю ахинею в этом кабинете, узнал по крайней мере, два новых для себя слова. Боюсь только, не повторю их даже при большом желании. А вообще — опыта наперенимался не хуже, чем работники сельского хозяйства на республиканском слете аграрников, когда первый цековский секретарь, видевший свеклу только в своей тарелке, популярно объяснял колхозникам, как ее выращивать.
Наконец, Гершкович открыл рот и поведал переводчику: предложение мистера Смайлза вызвало у него неподдельный интерес, однако Коте нужно прикинуть все «за» и «против», чтобы дать ответ. Озабоченность убежала с Котиного лица, стоило только этой паре поплотнее закрыть за собой дверь.
— Они мне уже сидят все в печенке, — высказал свои соображения по поводу благополучно завершившихся переговоров директор «Олимпа». — Кажется, даже меня эта мелкая заграничная фарца и то хочет поиметь за сырьевой придаток. Видишь, на какой уровень бизнеса мы вышли: на тебе, небоже, что мне негоже.