Чужая роль
Шрифт:
«Как все это грустно», — думала Роуз, натягивая шапку на уши и туго обматывая шею шарфом. Грустно, и уже вряд ли что изменишь. Слишком давно Сидел и отец в одной упряжке.
— Хочешь глоточек?
Роуз, глубоко погруженная в размышления, от неожиданности подскочила и повернулась к сестре. Та, закинув ноги на спинку переднего кресла, помахивала фляжкой с абрикосовым бренди.
— Нет, спасибо.
И Роуз обратилась к отцу:
— Как у тебя дела?
— Ах, сама понимаешь, работы полно. Последний квартал был просто ужасным.
Роуз перегнулась через сестру.
— А что новенького у тебя? — спросила она Сидел. Та взбила мех на воротнике.
— Моя Марша решила сделать ремонт.
— Как интересно, — пробормотала Роуз, стараясь изобразить энтузиазм.
Сидел кивнула.
— Мы едем на курорт, — продолжала она. — В феврале. И, бросив многозначительный взгляд на талию Роуз, добавила:
— Знаешь, после свадьбы моя Марша купила костюм от Веры Вонг шестого размера, и пришлось…
«Забрать его в швах», — закончила Роуз мысленно как раз в тот момент, когда Мэгги сказала то же самое, только вслух.
Сидел недовольно прищурилась.
— Не понимаю, почему тебе так нравится грубить?
Мэгги, не сочтя нужным ответить, протянула руку за отцовским биноклем и принялась критиковать девиц-чирлидеров, появившихся на поле.
— Жирная, старая, жирная, старая, — бормотала она, ведя биноклем вдоль цепочки. — Отвратительно выкрашена… о-о-о, кто ей только делал сиськи… старая, жирная, старая…
Майкл махнул разносчику пива, но Сидел схватила мужа за руку.
— Орниш, — прошипела она.
— Это еще что такое? — спросила Роуз.
— Орниш. Мы сидим на диете Дина Орниша. Овощные дни. — Она снова выразительно глянула на бедра Роуз.
— Не мешало бы и тебе попробовать.
«Я в аду, — подумала Роуз уныло. — Ад — это игра «Иглз», где болельщики всегда мерзнут, команда всегда проигрывает, а моя семейка — сборище психов».
Отец погладил ее по плечу и открыл бумажник.
— Принесешь нам горячий шоколад?
— А мне? Нельзя ли и мне денежку? — вмешалась Мэгги и, заглянув в бумажник, удивилась: — А это кто?
— О, — смущенно промямлил отец, — всего лишь статья, которую я вырезал. Хотел отдать Роуз…
— Па, — воскликнула Роуз, — но это Лу Доббс!
— Верно, — кивнул отец.
— Ты носишь фото Лу Доббса в бумажнике?
— Не просто фото, а вместе со статьей. О том, как готовиться к уходу на пенсию. Очень полезная информация.
— А наши снимки тут тоже есть? — допытывалась Мэгги, схватив бумажник. Или только этого Лу Как-его-там?
Она быстро просмотрела снимки. Роуз тоже стало любопытно. Тут были школьные фотографии ее и Мэгги, Майкла и Кэролайн в день свадьбы: чудесный снимок, где их мама сдувала со лба вуаль, а Майкл преданно смотрел на нее. Интересно, а Сидел заметила?
Судя по ледяной физиономии и устремленному вперед взгляду крохотных глазок — да.
— Вперед, Птички! — завопил прямо в ухо Роуз сидевший сзади
Роуз поднялась и направилась в гулкий, насквозь продуваемый вестибюль, где купила себе чашку водянистого горячего шоколада и сосиску в отсыревшей белой булочке, съела ее в мгновение ока, а потом облокотилась о перила и стала снимать пушинки с шарфа, считая минуты до восьми вечера, когда увидит Джима за ужином.
«Держись», — приказала она себе, прежде чем купить еще три чашки шоколада и осторожно отнести остальному семейству.
12
— Миссис Лефковиц! — окликнула Элла, барабаня в алюминиевую дверь и придерживая поднос на бедре. — Вы меня слышите?
— Проваливайте ко всем чертям, — невнятно прозвучало в ответ.
Элла вздохнула и постучала снова.
— Обед! — крикнула она как могла жизнерадостно.
— Отвали! — заорала миссис Лефковиц. Миссис Лефковиц перенесла инсульт, и ее выздоровление, к несчастью, совпало с той неделей, когда обитатели «Голден-Эйкрз» могли бесплатно смотреть кабельное телевидение. Помимо всех прочих передач в программе стояло выступление Маргарет Чо[22]
в прямом эфире. С тех пор миссис Лефковиц называла Эллу не иначе, как Главная Задница, и при этом оглушительно хохотала.
— Я принесла суп, — сообщила Элла. Небольшая пауза.
— Суп-пюре из шампиньонов? — с надеждой осведомилась миссис Лефковиц.
— Из лущеного гороха, — призналась Элла.
Очередная пауза.
Дверь распахнулась, и в проеме возникла хозяйка: четыре фута одиннадцать дюймов, спутанные седые волосы, розовая фуфайка, такие же спортивные штаны и вязаные розовые с белым башмачки, удивительно смахивающие на гигантские пинетки. Элла постаралась сдержать улыбку, но последняя на сегодня клиентка «Милзон-уилз» ответила яростным взглядом.
— Лущеный горох, — с отвращением повторила миссис Лефковиц. Левый угол ее рта слегка опустился. Элла заметила, что левая рука была прижата к боку под каким-то странным углом. Старуха с надеждой взглянула на нее — Может, вы подогреете мне суп-пюре из шампиньонов?
— А у вас есть готовый?
— Конечно-конечно, — закивала миссис Лефковиц, ковыляя к кухне. Крохотная фигурка терялась в нелепых розовых одеяниях.
Элла последовала за ней, на ходу поставив поднос на кухонный стол.
— Простите, что накричала, — извинилась старуха. — Приняла вас за кое-кого другого.
Интересно, за кого? Насколько было известно Элле, к миссис Лефковиц никто, кроме нее, не заходил, если не считать доктора и патронажной сестры, навещавшей ее три раза в неделю.
— За моего сына, — пояснила миссис Лефковиц, поворачиваясь к Элле с банкой консервированного супа в руках.
— И вы говорите своему сыну такие слова?
— Ах уж эти нынешние детишки, — с удовлетворением заметила старуха.