Чужая роль
Шрифт:
Теперь она могла рассказать, что несколько минут после этого была почти спокойной… пока не очутилась в подвале, у пыльного верстака Аиры, с молотком в руке. Молоток снова и снова опускался на блестящие детали, превращая их в миллионы осколков, а ей хотелось раздробить собственные руки в наказание за то, что она верила всему, чему хотела верить. Она думала, что Кэролайн говорит ей правду. Что в самом деле принимает лекарства. И у нее все прекрасно.
— Вы в порядке? — встревожился Аира. Элла судорожно вздохнула.
— В полном, — чуть слышно
— Давайте погуляем.
17
Мэгги Феллер провела воскресный день в белоснежной крепости Сидел, собирая Информацию.
Она проснулась от сверлившего мозг пронзительного телефонного звонка и подняла тяжелую с похмелья голову.
— Роуз, телефон, — простонала она, но Роуз не отозвалась. А Сидел Ужасная продолжала звонить, пока Мэгги наконец не подняла трубку, не согласилась приехать и забрать свои вещи из спальни мачехи.
— Нам и без того места не хватает, — заявила Сидел. «Сунь свое место себе в нос, — подумала Мэгги. — Там сплошной простор».
— А куда прикажешь девать мои вещи? — спросила она вместо этого.
Сидел вздохнула. Мэгги так и видела мачеху: тонкие губы сжаты в почти невидимую линию, пряди только что выкрашенных пепельно-русых волос негодующе трясутся.
— Можешь все перенести в подвал, — выдавила она наконец. Судя по тону, она считала это такой великой жертвой, словно позволила сбившейся с пути падчерице установить аттракцион «русские горки» прямо на газоне у дома.
— До чего же великодушно с твоей стороны, — саркастически бросила Мэгги. — Я приеду днем.
— Мы будем на семинаре, — сообщила Сидел. — Диететика долголетия.
Можно подумать, Мэгги ее спрашивала!
Она приняла горячий душ, стащила ключи от машины Роуз и отправилась в Нью-Джерси. Дома никого не было, если не считать идиотской шавки Шанель, которую Роуз прозвала Нокофф[24]
и которая, как обычно, выла так, словно в дом пробрались грабители, а потом попыталась цапнуть Мэгги за ногу. Мэгги вытолкала собаку за дверь и полчаса таскала коробки в подвал. У нее остался целый час на сбор Информации.
Она начала с письменного стола Сидел, но не обнаружила ничего интересного: счета, стопки бумаги, ручки, несколько снимков Моей Марши в подвенечном платье — вставленная в рамку фотография восемь на десять, — Джейсон и Александр, близнецы Моей Марши, и только. Потом Мэгги перебралась в более щедрые охотничьи угодья хозяйской спальни, забралась в огромный шкаф, который, как она уже успела обнаружить, содержал настоящее сокровище: резную деревянную шкатулку для драгоценностей. Правда, шкатулка оказалась почти пуста, — там были только золотые серьги-обручи и браслет из узких золотых звеньев. Чье это? Матери? Скорее всего. Вряд ли это принадлежало Сидел: Мэгги знала, где та хранит свои украшения.
Она уже хотела прикарманить браслет, но передумала.
На первой полке лежали старые квитанции из налогового управления, которые Мэгги перебрала, просмотрела и вернула на место, свитера Сидел, чирлидерские призы Моей Марши. Мэгги встала на носочки, подвинула летние рубашки отца и принялась шарить на полке, пока не наткнулась на что-то, показавшееся ей коробкой из-под обуви.
Она долго пыхтела, пока не вытащила коробку: розовую, старую на вид, с обтрепанными уголками. Смахнула пыль с крышки, вытащила на свет и уселась на кровать. Вряд ли это туфли Сидел: та приклеивала на коробки этикетки с описанием каждой пары, — кстати, почти вся ее обувь была очень дорогой и неудобно-остроносой. Кроме того, Сидел носила туфли шестого размера, а в этой коробке, если верить ярлычку, когда-то лежали розовые балетки четвертого размера. Обувь для девочки.
Мэгги открыла коробку.
Письма. Не меньше двух дюжин. Открытки в ярких конвертах. Первый же, который вытащила Мэгги, оказался адресован ей, мисс Мэгги Феллер, на их прежнюю квартиру с двумя спальнями, где они жили, пока отец не забрал дочерей в дом Сидел. Почтовый штемпель был датирован 4 августа 1980 года. Значит, открытка послана незадолго до ее восьмого дня рождения (который, насколько она помнила, был с помпой отпразднован в местном кегельбане, с пиццей и мороженым). В верхнем левом углу красовался стикер с обратным адресом какой-то Эллы Хирш. Хирш…
Сердце Мэгги забилось сильнее в предвкушении новой тайны. Хирш была девичья фамилия их матери.
Она осторожно поддела уголок конверта. За двадцать лет клей почти высох. Внутри оказалась поздравительная открытка, детская открытка с розовым, посыпанным прозрачными блестками тортом и желтыми свечами.
«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ», — было напечатано на ней. А внутри, под надписью «ЖЕЛАЮ МНОГО-МНОГО СЧАСТЬЯ», чернели аккуратно выведенные слова:
«Дорогая Мэгги, надеюсь, ты здорова. Я очень скучаю по тебе и хотела бы получить весточку».
Больше ничего.
Только телефонный номер и подпись: «Бабушка».
И внизу, в скобках: «Элла Хирш». И десятидолларовая банкнота, которую Мэгги сунула в карман.
Интересно…
Мэгги поднялась и подошла к окну посмотреть, не видно ли машины Сидел. Нет, теоретически Мэгги было известно о существовании бабушки. Она смутно помнила, как сидела на чьих-то коленях, пахнувших цветочными духами, ощущала гладкость щеки, прижимавшейся к ее щеке, пока мать делала снимки. Кажется… та же самая женщина была на похоронах матери. Не стоило и спрашивать, что случилось с фотографиями: после переезда в дом Сидел все вещественные свидетельства существования матери куда-то исчезли. Но что произошло с бабушкой? В свой первый день рождения в Нью-Джерси она спросила отца: