Чужая — я
Шрифт:
— Как видишь, Стеф, не так уж я и изменилась, — огрызаюсь я.
— Я вижу, что наш план разваливается уже в самом начале.
— Я отыграю свою роль — об этом не беспокойся. Я всегда отыгрываю…
Когда речь не идет о Норте. С ним притворяться не получается, и эта открытость наносит мне раны. Он сорвал все брони с моего сердца уже после того, как я решила, что у меня такового вообще нет. И не открылся сам.
—
— Это не то, в чем ты можешь помочь.
— Брат обидел тебя? Он тот еще говнюк.
— Он был со мной ровно настолько мил, насколько это вообще для него возможно. В том и дело. Он все время начеку. Мне через это не пробиться.
— Делаааа…
Стефан сгребает меня в медвежьи объятия. Я в очередной раз отмечаю, что он пахнет совсем не похоже на Норта. Минут пять мы так сидим. Он напрягается первым:
— Нам лучше ехать по отдельности.
Выходит и пересаживается на мотоцикл, а я трогаю зажигание.
Через полтора часа я упаду с библиотечной крыши и чудом останусь жива.
Чем ближе день X, тем больше курит Стефан. Стоя у подъезда Норта, он приканчивает уже третью сигарету.
— Разберись с этим дерьмом до того, как у Норта снова сорвет от тебя крышу, — внезапно неодобрительно заключает Стеф. — Передай ребятам, что я уехал.
Едва его мотоцикл скрывается за повтором, оглашая улицу характерным ревом, как в дверях появляется Норт.
— Что это было? — спрашивает он, хмуря брови.
Мы встречаемся глазами, и, с трудом проглотив ком, я проскакиваю обратно в подъезд, ничего не объясняя.
Нет ничего хуже следующей ночи. Последней перед рождественским спектаклем. До двух часов я борюсь со своими мыслями за сон. Увы, они мечутся, отгоняя спасительное забытье, между тревогой за Хилари, страхом перед Басом и Нортом. Нортом, которого я, оказывается, собиралась оставить. Как получилось, что, узнав о нашей со Стефаном афере, я ни разу не задалась вопросом, что собиралась сказать по этому поводу Норту? Не мог же он не узнать об этом так или иначе. Выходит, я продумала и это тоже. Увы, мои чувства в данный момент слишком далеки от того слепого обожания, коим сквозит воспоминание о вечере перед падением, и я себя не понимаю.
Истерический порыв девочки, которая поняла, что не может контролировать свои чувства? Или я увидела в Норте что-то такое, что натолкнуло меня на мысли о его нарастающей холодности? Увы, из подсказок у меня только свершившиеся факты.
Не в силах больше лежать без сна и терзаться загадками своего прошлого, я откидываю одеяло и бесстыдно направляюсь в спальню Норта. Дверь немного скрипит, и со стороны кровати тут же слышится
— Я тебя разбудила? — спрашиваю я шепотом.
— Проходи.
Он не отвечает на вопрос, но, судя по голосу, Норт тоже так и не сумел заснуть.
На этот раз я оставляю за дверью все кокетство и упрямство и, преодолев разделяющее нас расстояние, без приглашения присаживаюсь на кровать.
— Я хочу задать тебе несколько вопросов о той страшной ночи, Норт, — признаюсь я.
Тонко почувствовав мое состояние, он приподнимает одеяло, приглашая юркнуть внутрь теплого кокона в его объятия. Если честно, я не в том состоянии, чтобы сопротивляться или заниматься самообманом: сейчас мне это нужно. Я прижимаюсь спиной к его груди и напряженно гляжу в темноту, собираясь с мыслями.
— Ты можешь их задать. Но не удивляйся, если я не захочу на них отвечать, — прямо у меня над ухом хрипловато говорит Норт.
По одной этой интонации я понимаю, что несмотря на выбранную тему, он возбужден, и старательно это игнорирую. Как и отклик собственного тела.
— Ты видел мои звонки или просто забросил телефон так далеко, что не услышал?
Не знаю, удивляет ли его такое начало разговора, но по долгому молчанию понимаю, каким будет ответ и зажмуриваюсь.
— Видел, — подписывает Норт себе приговор.
И это мой ответ. Потому что я бы на его месте не поставила свои сиюминутные эмоции выше его благополучия. Если бы ему потребовалась помощь среди ночи, я бы сорвалась с места и побежала. Дьявол, я в тот же день сделала это для Стефана — всего лишь брата Норта. При том, что знала, как отреагирует моя мать. Что мне после этого думать, делать? Надо встать и уйти. Сейчас я это и сделаю, не дав ему ни шанса.
И я малодушно не нахожу в себе сил на то, чтобы окончательно убедить себя в необходимости разрыва. Лежу с ним в постели и теряю драгоценные секунды, продолжая себя обманывать.
— Но даже сними я трубку, я бы не приехал. Я был чертовски зол и пьян в стельку. Почти не соображал, — отвечает Норт, и я напрягаюсь.
— Ты был пьян? — напрягаюсь я всем телом. Я никогда не видела Норта пьяным. Он не напивался ни разу, ни на одной вечеринке. Для него потеря контроля равносильна самоубийству.
Норт молчит достаточно долго, чтобы я повернула голову, силясь разглядеть в темноте его лицо. Он старательно держит маску непроницаемости, но ее недостаточно, чтобы полностью скрыть раздражение. Не знаю человека, который так же сильно не любит признаваться в собственных слабостях.
— По-моему, у меня был весомый повод, — говорит он холодно. — Девушка, в которую я был влюблен, якобы уехала к родителям, но вдруг оказалась ночью на фото с моим братом, да еще в другой одежде.
Если бы я искала Норту оправдания, то я бы определенно записала алкоголь в смягчающие обстоятельства.
Словно в расплату за откровенность он кладет ладонь мне на живот, сминая тонкую ткань пижамной майки. Пальцем нагло скользит вдоль резинки шорт по обнажившейся коже. И вдруг ныряет ниже.