Чужая земля
Шрифт:
– …Уж так повелось в этом доме: сторож тут – немалая величина, – подвел резюме Капитоныч. – Спросишь, почему? А потому как заведение у нас особенное. И прежде-то семинаристов в строгости держали, а нынче – и того хлеще. При таковых порядках от сторожа многое зависит! Заточат озорника в карцер, а кто водицы принесет, кто покормит, кто утешит? Окромя меня – и некому. По ночам, бывало, семинаристы побегут в город по девкам, да в кабаки, а кто хулиганство покроет? Опять же – Капитоныч!
Ну, не за ради бога, конечно, – за сердечную благодарность. Тот стаканчик нальет, другой копеечку сунет. Справедливо?
– В самом деле? – усомнился Андрей.
– Э-э, гражданин ты мой товарищ! – снисходительно покачал головой сторож. – Повидал бы ты, каких негодников сюда привозили! Не гляди, что сопливые, – жулье на жулье, да жульем и погоняет. И доведись, до чего все злобные – прямо как волчата. Как-то раз я одного за ухо крутанул, – так он змеей выскользнул да финку из кармана выхватил. Хотел, гаденыш, меня в брюхо пырнуть. Ну уж я не сплоховал – навернул ему с плеча по наглой роже.
Андрей налил Капитонычу полкружки, плеснул глоток себе и предложил немедленно выпить.
– Крепко ты, Петрович, подгоняешь, – заметил сторож, поднимая кружку. – Смотри, упаду!
Он медленно, судорожно сглатывая, выпил, с шумом выдохнул и понюхал корочку ржаного хлеба. Через пару минут Капитоныч стал бормотать какую-то несуразицу и даже попытался спеть. Андрей выждал короткую паузу и провозгласил тост за Чеботарева.
– За Донатыча – святое дело, – уронив голову на грудь, буркнул Капитоныч и подставил кружку.
Выпив за заведующего, он извинился и переполз на топчан. Помычав минут пять, сторож захрапел.
Рябинин сполоснул голову под умывальником, отыскал в кармане тулупа Капитоныча связку ключей и, взяв «керосинку», вышел из комнаты.
Карцер находился в каморке напротив, за обитой кровельным железом дверью.
Внутри на сколоченном из соснового горбыля топчане Андрей обнаружил свернувшегося калачиком мальчишку лет двенадцати. Разбуженный грохотом замка и светом лампы, он недовольно сощурился и приподнялся на локте.
– Ты Володя Никитин по прозвищу Балтика? – наклоняясь над арестантом, спросил Рябинин.
Мальчик почувствовал винный запах и испуганно отполз на дальний край топчана.
– Я Балтика, – тихо пробормотал он.
– Не бойся, – садясь рядом, сказал Андрей. – Мне стало известно, что тебя наказали…
– Вы ведь новый историк? – привыкнув к свету, наконец узнал его Балтика. Он посмотрел на открытую дверь карцера: – А где Капитоныч?
– Пьяный спит. Я не учитель, Володя. Руководство ОГПУ послало меня разобраться в ваших бедах.
Балтика растерянно захлопал глазами.
– За что тебя сюда упекли? – поинтересовался Андрей.
Мальчик пожал плечами:
– Выскочил за ворота обменять перочинный ножик. Поболтал с ребятами, в расшибалочку сразился.
– Сейчас мы незаметно выйдем в город и прогуляемся до ближайшего отделения милиции. Ты там все подробно расскажешь. Собирайся!
– Так нечего собирать, – робко улыбнулся Балтика. –
– На дворе прохладно, подожди, принесу тебе одеться.
Рябинин вышел и вскоре вернулся с тулупом Капитоныча.
– Ну уж не-ет! – замотал головой Балтика. – Сторож меня потом замордует.
– Думаю, ни его, ни Чеботарева ты больше не увидишь, – успокоил мальчика Андрей. – Натягивай поскорее кожух!
– Следователь ОГПУ Рябинин, – опережая вопрос дежурного милиционера, козырнул Андрей. – Мне нужен телефон.
Он сунул милиционеру документы и взялся за трубку:
– Барышня! Три – пятьдесят семь, будьте любезны, – Андрей ждал ответа и поглядывал на стоявшего в сторонке Балтику. Облаченный в огромный тулуп, мальчик раскраснелся от ходьбы и с нетерпением топтался у стойки дежурного. Наконец в трубке послышался знакомый голос:
– Слушаю!
– Товарищ Черногоров? – для порядка справился Андрей. Краем глаза он заметил, как насторожились милиционер и Балтика.
– Рябинин, ты? – узнал голос подчиненного полпред.
– Так точно. Здравия желаю. Прошу прощения за беспокойство…
– Брось, я еще не ложился, – усмехнулся Черногоров. – Что там в детдоме еще стряслось?
– Есть факт жестокого обращения Чеботарева с воспитанниками. Посаженный в карцер паренек находится рядом со мной.
– Значит, сведения о наказании карцером подтвердились?
– Полностью.
Черногоров выругался, но тут же взял себя в руки и спросил:
– Где вы находитесь?
– В Приреченском отделении милиции.
– Сориентируй по обстановке: опергруппа нужна сейчас или дело терпит до утра?
– Сторож может пробудиться и поднять переполох, обнаружив пропажу арестанта.
– Лишний шум нам не нужен, – согласился Черногоров. – Да и детей тревожить не стоит.
И без того настрадались. Правильно сделал, что позвонил! Жди опергруппу, с ней прибудет спецуполномоченный наробраза. Я еще вчера его подробно проинструктировал на случай оперативного расследования. Товарищ он верный, мой личный друг и один из авторитетнейших партийцев губернии. Он примет руководство детдомом. А вы с опергруппой берите Чеботарева, составляйте протоколы и все прочее… Понял приказ?
– Так точно.
– В девять ноль-ноль жду с отчетом. Удачи!
Андрей повесил трубку и обратился к дежурному:
– Выделите нам стол, я должен записать показания вот этого мальчугана. И, будьте любезны, приготовьте чаю.
Оперативная группа приехала через час. Вместе с тремя чекистами прибыл невысокий человек лет тридцати семи, в кожаной куртке и до блеска начищенных сапогах.
– Извиняюсь, это из-за меня оперативники задержались, – подойдя к Рябинину, сказал он. – Уж отвык, знаете ли, подыматься по тревоге, – спохватившись, человек протянул Андрею руку: – Истомин Валентин Иванович. Уполномочен губнаробразом и ОГПУ принять дела у Чеботарева и начать расследование его деятельности при наличии фактов.