Чужая земля
Шрифт:
– А она еще и не думала, – поджала губы Наталья.
– И не собираюсь, – отмахнулась Левенгауп. – Будь что будет.
Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник мальчишка с повязкой дежурного на рукаве.
– Товарища Черногорову спрашивают! – крикнул он.
– Кто именно? – насторожилась Полина.
– Дяденька военный, во дворе ожидают, – пояснил мальчик.
– Ага! – оживилась Светлана. – Никак, Рябинин прибыл. Беги, Полли, встречать.
Забыв о приличиях, Полина сорвалась с места и выбежала на улицу.
– Хватит
Полина стыдливо отстранилась от груди Андрея:
– Тут ко мне, Андрюша, девчата зашли…
Левенгауп и Решетилова уже были рядом.
– Геройским борцам с бандитизмом – пламенный привет! – протянула руку Светлана.
– Ладошку-то поверни – не для поцелуя подаешь, – шутливо заметила Наталья и поклонилась. – Рада вас видеть, товарищ Рябинин! С возвращением.
– Здравствуйте, милые девушки, – улыбнулся Андрей.
– Как видно, наш герой прямо с коня, – Светлана кивнула на запыленные сапоги Рябинина.
– Так точно. Прибыл час назад. Забежал на службу отчитаться, однако все начальство пребывает в Колчевске, так что до понедельника я могу отдыхать.
– Предлагаю отметить возвращение, – предложила Решетилова. – Я приготовила на ужин чудесного гуся, вдвоем с папой нам его все равно не осилить.
– А это удобно? – справилась Полина.
– Вполне, – заверила Наталья. – Отец будет рад вас повидать, да и Андрею, думаю, будет приятно с ним познакомиться.
– Тогда мы с Натой пойдем вперед готовить стол, а вы поворкуйте о своем и подтягивайтесь, – заключила Светлана.
Как только хозяин дома, Александр Никанорович Решетилов, отужинал и, откланявшись, удалился в кабинет, Светлана и Наталья закурили и перешли к излюбленной теме – обсуждению проблем современного искусства. Для затравки Левенгауп с легким сарказмом прошлась по новейшим творениям губернских литераторов. По мнению Светланы, в ближайшее время (как, впрочем, и всегда) от них не стоило ожидать ничего интересного и примечательного.
– Кругом – пошлость, банальщина и скука. Или безумные порывы невесть куда и зачем, – коротко вздохнула Левенгауп.
– Издержки провинциальности, – пожала пле-чами Наталья.
– Ну не скажи, – возмутилась Полина. – Были же и в наших пенатах неплохие образчики. Взять хотя бы прошлогодние литературные турниры, рассказы Сакмагонова, твои, Ната, спектакли, наконец.
– А Меллерова «Вандея»? Весьма любопытное произведение, – ввернул Андрей.
– Несомненно, – согласилась Полина.
Решетилова примирительно поклонилась:
– Да Света вовсе не о том, что все у нас худо и бездарно. Просто провинциальность душит, сидит, как жаба, на груди и вытягивает силы…
– …Одурманивает и усыпляет, погружает в тину пустых забот мещанства и ханжества, – подхватила Светлана.
– Ну, девушки, вас послушать – так и жить не захочется! – рассмеялся Рябинин.
– Неудивительно, – хмыкнула Левенгауп. – Яблочко от яблони, как говорится, недалеко падает.
– Даже такое наливное, как ты, Светик, – тонко улыбнулась Наталья.
Словно не замечая реплики подруги, Левенгауп принялась
– Сама по себе провинциальность – еще полбеды. Другое дело, во что она выливается, к чему приводит лучшие местные умы. Вот не далее как позавчера собрался губернский литактив. Все говорят об искусстве слова: «надо продвигать», «расширять», «укреплять», «воздвигать» и прочая. Хотя бы один «деятель» обмолвился, что писать и как! Кроме громких фраз – ничего. Я битый час сидела над обзорной статьей об этом сборище и в итоге ограничилась сухой констатацией факта, что, мол, третьего сентября 1924 года состоялась конференция по проблемам современной литературы; с докладами выступили такие-то товарищи, и – все!
– Правильно, – презрительно надула губы Решетилова. – У нас в театре – куда большая дичь случилась: дискуссия о троцкизме! Я-то, по наивности, полагала, что подобные страсти давно миновали. Так нет же – вместо того чтобы выслушать доклады представителей театральной ячейки РКП(б) и комсомольцев, подебатировать немного для приличия, – взялись с пеной у рта обвинять друг друга во всех смертных грехах. Дошло до того, что отдельные товарищи высказали мнение об отражении троцкистских идей в некоторых сценических постановках!
– А ты считаешь, что таковых спектаклей нет? – уточнила Левенгауп.
– Абсурдно утверждать обратное, – засмеялась Наталья.
– Не согласна, – Светлана пристукнула ребром ладони по столу. – Искусство не может быть безыдейным. Режиссер-троцкист, хочет он того или нет, – поневоле закладывает в свою постановку определенную идею. Другое дело, в какой форме и с помощью каких приемов.
– При чем здесь идейность? – удивленно подняла брови Решетилова. – Искусство во все времена обращалось к духовности человека, к его нравственным переживаниям, поиску смысла, вековым страстям. Лично я против тенденциозности в творчестве, против плакатности и примитивизма.
– Да ты – прямо серапионова сестра милосердия! [1] – картинно ахнула Светлана. – Как же без идейности?
– Так же, как обходились без нее Данте, Шекспир, Гете.
– Не соглашусь, – отрезала Левенгауп. – Вспомни Эсхила. Какая идейность в его поэме «Персы»? Патриотизм, героика борьбы с захватчиками. Да ты и сама в «Ревизоре» встала в позу идейного обличителя советской бюрократии.
– Вовсе нет, – покачала головой Наталья. – Новая трактовка пьесы лишь подчеркнула вневременное значение Гоголя и поднимаемых им проблем бюрократизма и продажности, как человеческих пороков вообще. Я и не мечтала польстить своей постановкой «идеологам» РКП(б).
1
Светлана намекает на взгляды литературной группы «Серапионовы братья» (существовала в 1921-1929 гг.; входили: Вс. Иванов, М. Зощенко, Л. Лунц, В. Каверин, К. Федин, Н. Тихонов, М. Слонимский и др.; названа от кружка друзей в одноименном произведении Э. Т. А. Гофмана). Для «Серапионовых братьев» характерны поиски новых приемов реалистического письма; неприятие примитивизма и «плакатности» в литературе; отрицание «всякой тенденциозности» (особенно социально-политической).