Чужая жена – потемки
Шрифт:
– А она молчит! – поддел его полковник. – И про коробку молчит! И не было обнаружено при ней никаких коробок. И при этих двоих – тоже ничего. И ни про какую коробку они не обмолвились, ни разу!
Встал и пошел к чайнику, тот стоял на подоконнике, чаепитие намечалось, стало быть, этому занятию он отводил полчаса, не меньше. И попробуйте его прервать!
Рыков почесал в затылке. Пригладил волосы, не к месту вспомнил, что с сюрпризом жене он сильно задерживается. Машинка ее стоит на стоянке возле дома, ключи у него
Домой… Очень хочется домой…
– Потом она бросилась к начальнику, отправившему ее с поручением. Долго уговаривала его впустить ее. Даже угрожала открыть коробку прямо перед подъездом, – забубнил Рыков, с тоской наблюдая за неторопливыми движениями полковника. Чайная церемония грозила затянуться. – Тогда-то он ее и впустил.
– И в тот момент, пока она поднималась, его пристрелили, – полковник накрыл заварочный чайник теплой овечьей рукавицей, расшитой бисером. – Или в тот самый момент, когда этот парень говорил со своей подчиненной, убийца уже был у него?
– Могло быть и такое, – послушно кивнул Рыков и принял из рук полковника чашку с блюдцем. – Неспроста он не хотел ее впускать. Неспроста!
Ужин Женечке подогревать придется, подумал он с тоской. А на ужин она просила не опаздывать, что-то собиралась приготовить необычное. Он застал ее утром, после душа, за приготовлением сложного маринада, куда потом она укладывала куски рыбы.
– Не подсматривай! – шикнула она на него и замахнулась кухонным полотенцем. – Вечно ты, Олег! Никаких сюрпризов с тобой не получается…
Зато у него сегодня сюрприз ой какой получится! И ничего, что с опозданием. А сейчас он будет послушно пить чай с полковником – следует принять за честь, что его угостили. Будет слушать умные речи опытного мужика и строить свои версии.
– А если босс не хотел впускать Игнатову, значит, он впустил своего убийцу. А раз уж впустил, значит, человек этот был ему знаком. Возможно такое?
– Возможно, – Рыков вежливо поблагодарил, когда полковник налил ему в чашку ароматный крепкий чай. – С Игнатовой ведь он так осторожничал!
– Точно, Рыков. И что нам это дает?
Игорь Витальевич, тяжело ступая, прошел к своему месту. Сел, пододвинул к себе чашку с чаем. Глянул на нее неприязненно и тут же отодвинул со вздохом.
– А ничего нам это не дает, Рыков. Ничего! Круг замкнулся. Уверен, что этого знакомого своей жены Ковригин не знал. Он ведь что о ней говорил тебе? Что она домоседка?
– Так точно.
– Во-о-от, – повторил свой тяжелый вздох полковник. – Значит, не знал он ни хрена о ее связях. Ладно… Ты вот что, Рыков… Ступай-ка ты домой, друг. А я… Поеду навещу Игнатову. Может, растормошу ее накануне выписки, блин…
Пока он ехал к дому, на улице потемнело так
Ладно, он придумает что-нибудь. Зонтиков, в конце концов, никто не отменял. Добегут от подъезда, свернут за угол дома, не раскиснут. Выманить бы ее из дома в дождь…
Рыков поставил свою машину на привычном месте. Добежал до угла, глянул: машинка Женечки стояла там, где он ее оставил. Все в порядке. Он вернулся назад бегом, успев промокнуть под стремительно хлынувшим дождем до нитки. Задрал голову, взглянул на свои окна, и тут же в груди его что-то неприятно екнуло.
Его квартира смотрела на город черными проемами окон. И это при том, что вокруг них, у соседей, окна светились. И это при том, что Женечка терпеть не могла квартирные сумерки, а темноту – тем более.
А вдруг… Вдруг она ушла от него?! Снова ушла от него?! С ней связался ее бывший третий, поплакался на ее милом хрупком плече, нажаловался на него – на Рыкова, – и Женечка ушла?..
Он так боялся войти в пустую квартиру, что, обойдя шахту лифта, пошел вверх по лестнице. Встал перед дверью и бесконечно долго искал ключи. Нашел, вставил в замок, а повернуть их сил не осталось.
Рыков прислонился лбом к холодной шершавой стене подъезда, послушал, как тревожно колотится его сердце о ребра. Повернул ключ и, словно в пропасть прыгнул, вошел в свой дом.
Было тихо, так что в ушах зазвенело.
– Женя… – позвал Олег, никто не отозвался, он позвал громче: – Женька! Женечка, где ты, малыш?!
Ему показалось, или в их спальне что-то едва слышно ворохнулось?!
Рыков швырнул сумку под ноги, ключи от дома и квартиры – туда же и, забыв разуться (а Женька его ругала за уличную грязь на полу), пошел в спальню.
– Женя! Женя, ты где?! – громко позвал Рыков, распахнув дверь спальни и начав шарить по стене в поисках выключателя. – Да что за черт! Женька!!! Куда ты подевалась?!
Свет вспыхнул, больно резанув его по глазам. Но еще больнее было увидеть ее – съежившуюся в углу за шкафом, всю в слезах.
– Кто?! – взревел Рыков, сердце окатила страшная волна боли, гнева и облегчения – она дома, слава богу, она дома! – Кто тебя обидел, малыш?!
Он вытащил ее из угла, схватил на руки, под коленки, как ребенка, и потащил в кухню. Усадил на стул, налил воды, заставил ее выпить целый стакан. Она ведь молчала, не говорила ничего, хотя он продолжал допрашивать и тормошить ее. Потом он намочил руки и вытер ее лицо, мокрое от слез.