Чужая жизнь
Шрифт:
Лео не мог усидеть на стуле, он сильно нервничал, и было заметно, как от волнения лоб юноши покрывается каплями пота. Лукас был очень серьезен, он повторял про себя речь, которую собирался произнести в защиту друга.
Затем слово взяла секретарь совета; она начала с того, что поздоровалась с отцом Хосе Мигеля и спросила его о том, известна ли ему степень тяжести поступков, совершенных его сыном.
— Да, я точно знаю, что случилось, потому что сын рассказывает мне обо всем, что происходит в институте, не упуская малейших подробностей, — сказал он, вызывающе глядя
Преподаватели зашептались. Со стороны казалось, что Хосе Мигель, судя по синяку под глазом, действительно пострадал в драке.
Секретарь намеревалась обратиться с такими же словами к Лео и тому, кто представлял интересы юноши, но остановилась, увидев, что это место занимал учащийся.
— Не знаю, насколько соответствует требованиям закона тот факт, — немного смутившись, произнесла она, — что один ученик представляет интересы другого.
— Это незаконно, — поспешил заявить директор. — Этого не может быть не только потому, что не соблюдается требование о совершеннолетии представителя, но и в связи с тем, что им может быть только человек, не имеющий отношения к институту. А вы как ученик, — обратился он к Лукасу, — связаны с нашим учебным заведением.
— Но тогда он останется в одиночестве, — громко возразил Лукас, — а это тоже незаконно.
— В случае отсутствия представителя он должен защищать себя сам. Леонардо, вы согласны? — осведомилась секретарь.
— Если я не имею права быть его представителем, — добавил Лукас раньше, чем его друг успел ответить, — то и Лео не имеет права защищать себя, потому что, как и я, является несовершеннолетним.
В актовом зале возникло замешательство. Учащиеся ответили на слова Лукаса аплодисментами.
— Тишина! Будьте любезны соблюдать тишину! — Преподавательнице математики пришлось напрячь голос, чтобы ее услышали, ибо в зале в считаные секунды стало очень шумно.
Директор посоветовался с некоторыми преподавателями, которые сидели поблизости от него. Согласия достигнуто не было. Дон Густаво считал, что Лукас должен защищать Лео, так как у того нет представителя, отстаивающего его интересы. Пока педагоги обсуждали создавшееся положение, в актовом зале установилась тишина. Кто-то вошел в зал в сопровождении репортера телевидения, который вел запись всего, что здесь происходило. Они медленно шли по проходу, приближаясь к сцене. Репортер остался в стороне и продолжал снимать, в то время как второй человек, высокого роста, с выдубленной на солнце кожей, длинными белыми волосами, заплетенными в две косички, и цветной лентой, повязанной на лбу, не спеша поднимался по ступенькам на сцену. Он был одет в коричневую кожаную куртку с бахромой, свисавшей по бокам и на рукавах, и бежевые брюки. Из-под куртки выглядывала белая рубашка.
Члены педсовета тоже погрузились в молчание. Тишину нарушал только звук решительных шагов высокого человека, внушавшего уважение, какого они никогда не испытывали. Лукас не мог поверить своим глазам.
— Джозеф! — только и сумел вымолвить он в знак приветствия. —
— Я пришел представлять интересы твоего друга. Любой друг Лукаса — мой друг.
Лукас улыбнулся. Он указал Джозефу, куда следовало садиться, и успокоил Лео, сказав:
— Ты в руках мудрого человека. Верь ему!
Посмотрев на Великого Джозефа, Лео протянул ему руку, но так и не решился что-либо сказать. Юноша помнил об эпизоде около больницы. Тогда он выступил против того, чтобы отнести Лукасу корешок, который передал его другу этот пожилой человек. А теперь Джозеф неожиданно появился в институте, чтобы помочь ему, хотя Лео и не просил его об этом. И сейчас никто не мог сказать, что его защитник является несовершеннолетним и имеет отношение к учебному заведению.
— Есть только одно неудобство, — добавил Лукас. — Джозеф не может отвечать на нашем языке, хотя все хорошо понимает. Предлагаю свои услуги в качестве переводчика.
— Что это за язык?
— Это один из языков индейцев. Язык апсалоке. Этот человек — североамериканский индеец.
— И ты знаешь этот язык? — с недоверием спросил дон Бартоломе.
— Да!
Дон Густаво утвердительно кивнул, когда директор посмотрел на него. Преподаватель математики тоже выразила свое согласие. Не было иного выхода, как признать законным присутствие Джозефа и того, чтобы Лукас переводил его речь. Охранник подошел к директору и сообщил, что в зале находится телевизионный репортер с камерой.
— Немедленно выгони этого типа из института! — последовал приказ.
— Вы не можете так поступить, — возразил дон Густаво. — Вспомните о том, что это публичное собрание, а значит, на нем могут присутствовать представители прессы. Другое дело, если бы педагогический совет проходил при закрытых дверях. Так записано в уставе нашего образовательного учреждения.
Дон Бартоломе закусил нижнюю губу и отдал приказ об открытии педсовета. Лукас подмигнул Брэду, который и был тем самым человеком с камерой.
Секретарь совета рассказала о событиях, происшедших прошлым утром. Однако она опустила тот факт, что друзья Хосе Мигеля оскорбили Лукаса и что именно Хосе Мигель ударил Лео кулаком по носу. Ее рассказ начинался с того, как Лео нанес удар в глаз своему товарищу. Когда преподаватель закончила говорить, Лео и Лукас переглянулись, не понимая, почему в рассказе отсутствует описание событий, предшествовавших агрессивным действиям Лео по отношению к Хосе Мигелю.
— Вы рассказали только об одной части того, что было! — громко произнес Лео.
— Прошу вас сохранять уважительное отношение к педагогическому совету, — назидательно сказала секретарь.
— То, что сделал я, было ответом на нанесенный удар. Ты знаешь об этом, Лукас, — шепнул Лео своему другу.
Джозеф положил руку на плечо Лео. На несколько секунд индеец закрыл глаза. Затем снова открыл их. Он сконцентрировался на самом себе и, казалось, не слушал того, о чем говорили преподаватели.
Директор предоставил слово отцу Хосе Мигеля. Будучи полностью уверенным в себе, тот начал говорить: