Чужая
Шрифт:
Эля честно выполнила свои условия, но через пару лет взмолилась о пощаде. Людмила организовала ей встречу с бывшим замом. Если бы вся эта история не происходила на моих глазах, я бы в нее не поверила. Однако же, сказки иногда случаются на самом деле. И воры могут быть благородными и подлецы исправляют свои грехи. Словом, Эля получила свои деньги, и больше мы о ней никогда не слышали. Только однажды Вера Семеновна обмолвилась, что она звонила из какого-то далекого северного города, и сказала, что вышла замуж и родила ребенка. Врет, наверное, уж очень много ей лет.
…В
— Мамочка, когда ты вернешься домой? Ну почему ты заболела?
Женщина, раскачиваясь, лишенным эмоций голосом сказала:
— Когда-нибудь я расскажу тебе, кто меня сюда упек и кто лишил тебя твоего отца. Его зовут Николай. Он самый добрый, добрый, добрый… — Женщина вдруг остановилась и, взяв в руки круглое лицо девочки, жарко зашептала: — Ты отомстишь за меня. Всем! Так, чтобы сдохли в мучениях. Обещаешь?
— Обещаю.
— Фионова! На процедуры! — полная медсестра высунула свое румяное лицо из кабинета.
Женщина вздрогнула. Быстро поцеловав дочь в лоб, она мелкими шажками засеменила в кабинет. Девочка вздохнула и спустилась в вестибюль этой печальной лечебницы.
На лавочке сидела сухая, сморщенная, но еще совсем не старая женщина. Девочка подошла к ней и взяла за руку.
— Пошли, ба. Ее на уколы позвали. В следующий раз с ней поговоришь.
Они вышли. На дворе разгоралась осень. Листья уже приобрели яркую окраску, солнце было ярким, но уже не грело. Неожиданно поднялся ветер, голубое прозрачное небо затянуло серыми, похожими на второсортную вату, облаками и пошел мелкий противный дождь. Стало неуютно и промозгло. Так же, как на душе десятилетней Ксюши Фионовой. Она шла рядом с бабушкой, а в ушах все звучал и звучал слабый голос ее любимой мамочки.
«И ты отомстишь за меня. Всем!»
Часть вторая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Мы сидели все вместе в большой гостиной моей квартиры, где наша веселая семейка живет уже довольно давно. Мы в лучших традициях мексиканского мыльного сериала собрались всей компанией, чтобы проанализировать, что же происходит. Я окинула взглядом озабоченные лица моих подруг, их детей и мужей. Как нас стало много!
Когда наши дети были маленькими, пятиметровая кухня вполне подходила для общения. Но когда наши мальчики и девочки подросли и все свои праздники категорически не желали проводить без любимых родителей, вопрос встал ребром — надо расширяться.
Задумано — сделано! Стоило мне только тихо поднять тему переезда из такой милой и привычной однушки в центре в большую трехкомнатную квартиру моих покойных родителей, но на окраине города, как вся наша гопкоманда бурно одобрила мое решение. И через сутки уже сидела на десятиметровой кухне, среди мебели, посуды и техники. Сашка быстро выбрал себе комнату и вместе с Катей, Пашкой и Фионом тут же подключил музыкальный центр и компьютер. На мои скромные просьбы помочь разобрать вещи, они махнули рукой, сказав, что времени много, все успеют.
Так я и просидела до вечера, пока не ворвались Лелька и Люська. Людмиле было достаточно поднять бровь,
С тех пор прошло уже почти десять лет. Снова мы вместе, только тема нашего сегодняшнего всеобщего сбора далеко не радужная. Впрочем, как и вид ребят и Людмилы.
Красивое, утонченное лицо Кати распухло от бесконечных слез, у Фиона под глазом переливается всеми цветами радуги огромный синяк, Пашка кружит вокруг матери с расстроенным видом, а сама Людмила, белая, как первый снег, сидит в глубоком кресле и пытается сдержать дрожь в руках. Ее прекрасный английский костюм уже не реанимирует даже самая дорогостоящая химчистка. Сашка здоровой рукой нервно рисует какие-то схемки на листе бумаги. Левая рука у него в гипсе. Регина молча плачет, а ее муж, Валентин, вместе с моим Ником дымят сигаретами так, что комната стала похожа на набережную Темзы в раннее лондонское утро.
— Так! — прогремел голос Лельки, которая только благодаря огромным размерам нашей гостиной не сталкивалась с мечущимся Пашкой. — Хватит мельтешить, Паш. Сядь.
— Ты, теть Лель, сама успокойся! — парировал Павел.
— Я само спокойствие! — отмахнулась Лелька.
— Ага, — хмыкнула я. — Так спокойна, что уже дыру на ковре протерла.
— Да ты на себя посмотри! — взорвалась Птица. — Ты сама…
— Все заткнулись! — крик Люськи всех отрезвил. — Значит так, сели, напряглись и пытаемся выяснить, кому мы все так насолили, что в течение одного месяца на нашу дружную семью свалились все эти несчастья. В удивительные совпадения, насколько я понимаю, после сегодняшней истории уже верить не приходится!
Сегодня Людмилу Большую-Форетти пытались убить. А начиналось все так хорошо и ничто не предвещало беды…
2
— Мам, я пошел, — голос Сашки немного дрожал.
Я его понимала. Сама ненавижу экзамены, тем более, когда сдаешь сессию. Мой сыночек заканчивает третий курс консерватории, и сегодня у него ответственный экзамен. Он играет сложнейшую программу, и, несмотря на то, что знает ее назубок, все равно мандражирует.
— Может, все-таки пойти с тобой, — жалобно пролепетала я.
— Нет уж, хватит с меня моих вступительных, — отмахнулся он и, чмокнув меня в щеку, открыл дверь. — Тем более Пельмень с Большим обязательно припрутся, да и Фион подтянется к пяти. Так что народу и так целая куча. Тебя только там не хватало.
— Ни пуха, ни пера, — бодро, насколько позволяло мое нервное состояние, сказала я.
Сашка ушел. А я села на кухне и закурила. К концу третьей сигареты прозвенел телефон. Я вздрогнула.
— Сидишь? — нежный голос Регины немного усмехался. — Куришь и трясешься?
— Ужасно, Регин, просто с ума схожу, — проныла я.
— Тогда открывай, впускай нас с Валькой, будем трястись вместе. У тебя домофон опять барахлит. Генерал уже нервничает.
Я удивилась. И Регина, и ее муж, Валентин Вистарев, работали в о-о-очень крутом учреждении и видеть их утром рабочего дня у себя на кухне было из ряда вон выходящим. Я прошла в прихожую и нажала кнопку домофона. Минута — и я оказалась в крепких дружеских объятиях большого, элегантного, пахнущего хорошим трубочным табаком и крепким одеколоном, Генерала.