Чужбина не встречает коврижками
Шрифт:
– К сожалению, уважаемый Петр Петрович, я не пригодился там, где довелось уродиться, – сдержанно признался я, глядя с пробуждающейся ненавистью в самодовольное мурло наставляющего меня на путь истины дорвавшегося до непочатой кормушки ненасытного «патриота».
– Вы просто не любите свою Родину и не хотите потрудиться для её блага. Иначе нашли бы себе дело. И не просили бы у меня взаймы.
– Да уж! Вам можно так говорить… А я имею другое мнение на этот счёт, – деликатно ответил я, про себя имея в виду сокрытую от непосвящённых сторону деятельности моего собеседника. Но он был прост, как лапоть, и
– Эх, Сталина бы на вас! Он бы показал другое мнение…
– Достаточно уж для России Сталина. Народ так настрадался…
– Знаете! Бог ведь послал своего возлюбленного сына Христа на казнь ради спасения рода человеческого. Сталин – бог для России. Он взял себе право наказывать и миловать, и не побоялся ответственности – он пошёл на это ради блага своего народа.
Дальше говорить было бесполезно с этим типом, у него бронебойные аргументы… и все козыри в руках! Мне оставалось только откланяться и удалиться ни с чем.
Много их на Руси, таких оптимистов, ох много! С противотанковыми тупыми рожами и убойным менталитетом. И ничем не пронять таких. Заполонили всё, накопытили… и жить не дают всем прочим…
Глава 6
Спал я, как убитый. Снилась жена Марина, оставленная дома, в России. И разноцветные шары парили вокруг. И искрящийся звёздный каскад фейерверком рассыпался над нами. И такие мы были счастливые в том сне. Вот бы так наяву!.. А проснулся от какого-то щебетанья. Оказывается, это дочурка Юры и Юлии Машка вслух пересказывала какие-то испанские стишки.
– Доброе утро, Машутка, – прервал я её увлекательное занятие.
– Ну ты и храпел! Мама боялась, что игуменья услышит, она по утрам всегда делает обход, – непринужденно выложила малышка, смешно наморщив вздёрнутую пуговку носика.
– А где мама? – спросил я, почувствовав себя виновато, как кот, стащивший хозяйскую сосиску.
– Сбежала от греха подальше.
– Надо было меня разбудить.
– Я это говорила мамуле, а она не разрешила. Сказала: пусть спит – намаялся человек с дороги.
Стало неловко и я заторопился одеваться. А ребёнок продолжал:
– Мама сейчас помогает перебирать продукты в ларьке, как закончит работу – придёт. Твой завтрак, вот тут, на столе.
– Спасибо, Машка! Ты такая заботливая, – дипломатично заметил я.
Девочка, просияв пухлым личиком, вопрошающе распахнула свои глазёнки:
– А ты правда из Москвы?
– Ну, да, – подтвердил я. – Вчера только прилетел.
– И Красную площадь видел, и Кремль, и,.. и… и зоопарк? – живо заинтересовалась маленькая соотечественница. И, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Когда мы были в Москве, мама водила меня в зоопарк. И проезжали в такси возле Кремля. А когда мы недавно звонили бабушке в Россию, она сказала, что там сейчас зима. Это правда?
– Да. Мороз там 15 градусов и снег идёт, – подтвердил я.
– Странно это! – удивилась кроха. – Как такое может быть: здесь лето, а в России зима? Всё наоборот.
– Такая уж наша родина поперечная и ничего с этим не поделаешь, – сокрушённо констатировал я.
– Бедные! – искренне посочувствовала девочка. – И как они там?..
Беседу
– Ну, как спалось? – поинтересовалась хозяйка. – Слегка подкрепились?
– Да, спасибо. Как ни странно, но спалось в новом для меня качестве эмигранта довольно комфортно, хорошо. Жаль, что действительность не соответствует снам, – удручённо посетовал я.
– Ничего не поделаешь, Владислав, теперь надо окунаться в реальность. А она такова. Утром я успела переговорить с Кочерыжкиной Галиной, и она оставила ключ от своего домика, чтобы вы расположились там. Пойдёмте, я провожу. Она обещала сегодня вернуться с работы пораньше.
– Не знаю, как и благодарить вас. Вы мне уже столько помогли, Юлечка. Я вам так обязан!
– Ничего. Мы ведь соотечественники и должны помогать друг другу. В Чили наших так мало!
– И тем не менее, я вам очень признателен, – рассыпался я в благодарностях.
– Пойдёмте быстрее, пока матушка уехала по делам, а остальные ушли на молитву, – поторопила меня хозяйка.
Домик Галины расположился вблизи монастырских ворот и утопал в зелени и цветах. Весь фасад дома прикрывал тенистый виноградник. И весь домишко был небольшой, деревянный, аккуратный – прямо игрушечный. Внутри тоже было уютно и прибрано. На кухонном столе стояли прикрытые крышками кастрюля и пластиковая чашка, и что-то ещё, закрытое вафельным полотенцем. А ещё, тут же находилось объёмистое блюдо с разными фруктами. Поймав мой взгляд, Юля весело сказала:
– И это всё вы должны съесть до прихода Галины.
– Ну, женщины! – только и вымолвил я, наполняясь душевной теплотой до крайности.
Я остался в одиночестве и настало время обмозговать ситуацию. Итак, что имею в активе, кроме необузданных запросов и притязаний? Участие отца Вениамина, подающее некоторую надежду. А также, обрёл покровительство новых друзей – а это уже не мало. «Пока есть надежда – жить можно! – подытожил я. – Дальше будет видно…»
На столе нашёл кипу старых российских газет, удобно расположился с ними под виноградником за самодельным деревянным столиком и углубился в чтение. Насущные проблемы разлюбезного отечества живо разбередили душу, ведь я ещё продолжал жить той жизнью. Моё душевное состояние было сродни перелётной птице, покинувшей родное гнездовье. Так в раздумьях о прошлом и будущем скоротал время.
Галина пришла, как и обещала, пораньше. Вернулась домой вместе с дочерью Натальей. Дочь совсем не походила на мать, была гораздо крупнее, черноброва и черноока, говорила с явным хохлацким акцентом. Острый длинный нос несколько нарушал пропорции славянского типа лица. Но Наталья была молода, миловидна – ей только исполнилось двадцать лет, она носила миниюбку, короткую мальчишескую стрижку и умела кокетливо строить глазки.
– А мамка у нас дюже сердобольная, – познакомившись со мной, стала рассказывать Наташа. – Она всегда кому-нибудь помогает. Однажды, когда мы жили ещё в Аргентине, приютила двух наших моряков, сбежавших с корабля. Они прожили с нами два месяца, а в благодарность так прониклись любовью к мамочке, что по пьянке однажды приревновали отца и крепко побили его. После этого, правда, им пришлось спешно освободить нас от своего присутствия.