Чужестранка
Шрифт:
Миссис Грэхем вскочила на ноги, готовая защитить свое святилище – кухню. Ловко отодвинув преподобного в сторону, она принялась нагружать поднос всем необходимым для продолжения чаепития в кабинете. Меня она тоже оттеснила с дороги.
– Миссис Рэндолл, почему бы вам не вернуться в кабинет и не выпить еще чашечку чая вместе со мной и вашим мужем? Мы с ним сделали несколько поистине интересных открытий.
Было очевидно, что, несмотря на внешнее хладнокровие, он на самом деле ликует при мысли о своем открытии не меньше, чем мальчуган,
Фрэнк настолько погрузился в изучение замызганных бумажек, что едва заметил мое появление в кабинете. Он весьма неохотно передал бумаги в пухлые ручки викария, встал у него за спиной и уставился через его плечо в текст, словно не мог оторваться от него ни на минуту.
– Да? – заговорила я самым любезным тоном, коснувшись листков. – Да-а, очень, очень любопытно.
На самом деле мне бы ни за что не удалось расшифровать эти выцветшие записи, сделанные неразборчивым почерком. На одном из документов, сохранившемся лучше других, сверху был изображен какой-то герб.
– Герцог… кажется, герцог Сандрингем, верно? – спросила я, глядя на изображение лежащего леопарда с надписью под ним, более четкой и разборчивой, чем остальной текст.
– Вот именно, – ликуя, подтвердил викарий. – Вымерший титул, как вам известно.
Я этого не знала, но кивнула с видом знатока, демонстрируя свою сопричастность к моменту невероятного открытия. В таких случаях редко требуется нечто большее, нежели время от времени произносить: «В самом деле?» или: «Но это же просто потрясающе!» – и кивать.
Они некоторое время спорили, кому достанется возможность посвятить меня в суть дела, и возможность эта, вернее, как выразился преподобный, высокая честь досталась викарию. Как выяснилось, весь шум поднялся по следующему поводу: пресловутый Черный Джек Рэндолл был не просто выдающимся офицером английской королевской армии, но доверенным – и тайным – агентом герцога Сандрингема.
– Скорее всего, агент-провокатор, не так ли, доктор Рэндолл?
Викарий изящно перебросил мяч Фрэнку, который его немедленно подхватил.
– Да, пожалуй… Язык, конечно, весьма непрозрачный…
– В самом деле? – вставила я.
– Во всяком случае, можно не сомневаться, что Джонатану Рэндоллу была поручена миссия определенного характера: обнаружить якобитские симпатии среди наиболее известных фамилий в этом регионе Шотландии. Действовать так, чтобы тайные планы и склонности лэрдов и вождей кланов делались очевидными. Но тут есть одна странность. Разве самого Сандрингема не подозревали в связях с якобитами?
Фрэнк повернулся к викарию, всем своим видом выражая недоумение. Лицо священника отразило это недоумение, будто зеркало, гладкий лысый лоб пошел волнами морщин.
– О да, полагаю, вы правы. Подождите-ка, давайте заглянем в Камерона. – Он кинулся к книжной полке, уставленной кожаными корешками. –
– Это просто невероятно, – пробормотала я, когда мое внимание привлекла огромная, занимавшая чуть ли не всю стену пробковая доска. На ней располагались самые разные вещи, главным образом бумаги: счета за газ, заметки, сделанные рукой викария, газетные вырезки, послания епархиального совета, вырванные из книг страницы. Но были там и некоторые мелкие предметы, например ключи, крышки от бутылок и, кажется, даже какие-то автомобильные запчасти, закрепленные при помощи гвоздей и клейкой ленты.
Я лениво разглядывала это странное собрание, вполуха слушая дискуссию за спиной. (Герцог Сандрингем был-таки якобитом, решили они.) Но тут я заметила генеалогическое древо, прикрепленное четырьмя кнопками за уголки. Верхняя часть включала имена, относящиеся к началу семнадцатого столетия, но меня больше заинтересовало имя, написанное в самом низу: Роджер У. (Маккензи) Уэйкфилд.
– Извините меня, – вмешалась я в финальную часть диспута о том, что держит в лапе леопард на гербе герцога – лилию или крокус. – Это древо вашего сына?
– А? О да, да, конечно!
Викарий, снова просияв, поспешил подойти ко мне. Он осторожно снял документ со стены и положил его на стол прямо передо мной.
– Я не хочу, чтобы он забывал историю своей семьи, – объяснил он. – Генеалогия старинная, восходит к шестнадцатому веку.
Пухлым указательным пальцем он провел линию снизу вверх почти с благоговением.
– Я дал мальчику свое имя, это удобнее, поскольку он живет здесь, но не хотел, чтобы он забыл свое происхождение. Боюсь, что моей собственной семье в этом отношении нечем похвастаться.
На лице викария появилось виноватое выражение.
– Все больше викарии да помощники приходского священника, затесался для разнообразия один книготорговец, вот и все. Проследить историю семьи удалось примерно до тысяча семьсот шестьдесят второго года. Скудная информация, мало документов. – Он покачал головой, явно сокрушаясь о генеалогической беспечности своих предков.
Мы очень поздно ушли от викария; он пообещал, что завтра первым делом отправит письма в город, чтобы с документов сняли копии. Большую часть пути до дома миссис Бэйрд Фрэнк что-то упоенно рассказывал о шпионах и якобитах, но в конце концов обратил внимание на то, что я почти ничего не говорю.
– Что с тобой, любимая? – спросил он, нежно взяв меня за руку. – Тебе нездоровится?
В голосе его звучало беспокойство пополам с надеждой.
– Нет, я чувствую себя хорошо. Я просто подумала… – Я запнулась, вспомнив, что мы уже обсуждали эту проблему. – Я думала о Роджере.
– О Роджере?
Я нетерпеливо вздохнула.
– Господи, Фрэнк! Ну как можно быть таким забывчивым? О Роджере, сыне преподобного Уэйкфилда.
– Ах да, конечно, – отозвался Фрэнк рассеянно. – Милый ребенок. Ну и что с ним такое?