Чужеземец. Запах серы
Шрифт:
— Сердце льва, — покачала я головой, — и голова быка. Очень плохо, что у тебя вдобавок нет шкуры носорога. — И прикоснулась к свежему, кровоточащему рубцу на плече.
Он приоткрыл один глаз.
— А что такое носорог?
— Мне казалось, ты был без сознания?
— Был. И есть. Голова кружится, как волчок.
Я натянула на него одеяло.
— Что тебе сейчас нужно, так это еда и отдых.
— Что тебе сейчас нужно, — заявил Джейми, — это одежда. — И, снова закрыв глаз, тут же уснул.
Глава 40
Отпущение
Не помню, как я добралась до постели, но должно быть, я это сделала, потому что проснулась именно в ней. У окна с книгой в руках сидел Ансельм. Я резко села.
— Джейми? — прокаркала я.
— Спит, — ответил он, откладывая книгу, и посмотрел на свечу-часы на столе. — Как и вы. Последние тридцать шесть часов вы провели с ангелами, mа belle. — Ансельм налил что-то из фаянсового кувшина в чашку и поднес ее к моим губам. Когда-то я отнеслась бы к вину в постели, с нечищеными зубами, как к окончательному разложению. Но сейчас, в монастыре, в обществе одетого в сутану францисканца, этот поступок казался не таким уж и дегенеративным. Вино приятно оросило рот, словно заросший мхом.
Я опустила ноги с кровати и села, покачиваясь. Ансельм подхватил меня под руку и помог опуститься на подушку. Неожиданно у него оказалось четыре глаза. Носов и ушей тоже было больше, чем это необходимо.
— У меня немного кружится голова, — сказала я, закрывая глаза. Потом открыла один. Немного лучше. Во всяком случае, теперь передо мной стоял один Ансельм, только немного размытый по краям.
Он озабоченно склонился надо мной.
— Позвать брата Эмброуза или брата Полидора, мадам? К сожалению, я не особенно искушен в медицине.
— Нет, ничего не нужно. Я просто слишком резко села. — Я сделала еще одну попытку, уже медленнее. На этот раз комната и ее содержимое остались в относительном покое, а я почувствовала, что на мне множество синяков и ссадин, которых я не заметила сначала из-за головокружения. Я попыталась прочистить горло и поняла, что оно болит. Я поморщилась.
— В самом деле, mа chere, мне кажется, что… — Ансельм уже направился к двери, готовый привести помощь. Он выглядел очень встревоженным. Я потянулась было за зеркалом на ночном столике, но передумала. К этому я еще не готова, поэтому вместо зеркала взяла кувшин с вином
Ансельм медленно вернулся в комнату и остановился, глядя на меня. Убедившись, что падать я не собираюсь, он снова сел.
Я медленно прихлебывала вино, пытаясь прогнать последствия опиумного дурмана. В голове понемногу светлело. Значит, мы все-таки живы. Оба.
Сны были хаотичными, полными насилия и крови. Мне снова и снова снилось, что Джейми мертв или умирает. А где-то в тумане возникал образ мальчика на снегу, его удивленное круглое лицо наплывало на покрытое синяками и ссадинами лицо Джейми.
Иногда на лице Фрэнка появлялись трогательные пушистые усы. Я отчетливо помнила,
Ансельм все еще сидел рядом, сложив руки на коленях и внимательно глядя на меня.
— Вы можете кое-что сделать для меня, отец, — произнесла я.
Он тут же вскочил, готовый помочь, и потянулся за кувшином.
— Разумеется! Еще вина?
Я печально улыбнулась.
— Да, но позже. А прямо сейчас я хочу, чтобы вы выслушали мою исповедь.
Он удивился, но быстро закутался в профессиональное самообладание, как в сутану.
— Ну разумеется, chere madame, если вы этого хотите. Но право же, не лучше ли пригласить брата Жерарда? Он хорошо известный исповедник, в то время как я… — Он пожал плечами типично французским жестом. — Я, конечно, могу выслушивать исповеди, но по правде говоря, редко это делаю — я же просто ученый.
— Я хочу, чтобы вы, — твердо произнесла я. — И прямо сейчас.
Он покорно вздохнул и пошел за епитрахилью. Приладив ее на шее так, чтобы пурпурный шелк ровно и гладко лежал на его облачении, Ансельм сел на табурет, благословил меня и замер.
И я рассказала ему. Все. Кто я, откуда. О Фрэнке и Джейми. О юном английском драгуне с бледным прыщавым лицом, умиравшем на снегу.
Выражение его лица не изменилось, только круглые карие глаза становились все круглее. Когда я замолчала, он раза два моргнул, открыл рот, закрыл его и потряс головой, словно прочищая мозги.
— Нет, — терпеливо сказала я, снова откашлявшись — я хрипло квакала, как лягушка-бык. — У вас не слуховые галлюцинации. И вы ничего не вообразили. Теперь понимаете, почему мне хотелось, чтобы вы выслушали меня, соблюдая тайну исповеди?
Он несколько рассеянно кивнул.
— Да. Конечно же, понимаю. Если бы… но — да. Разумеется, вы не хотели бы, чтобы я рассказал об этом другим. Кроме того, поскольку вы рассказывали это на исповеди, то рассчитываете, что я должен вам поверить. Но… — Ансельм почесал голову и посмотрел на меня. По его лицу расплылась широкая улыбка. — Но до чего это чудесно! — негромко воскликнул он. — Как поразительно и как прекрасно!
— Прекрасно — это не совсем то слово, которое бы я выбрала, — сухо заметила я. — Но что поразительно — это верно. — Кашлянула и потянулась за вином.
— Но это же… чудо, — сказал он словно бы самому себе.
— Если вы так настаиваете, — вздохнула я. — Но мне бы хотелось знать — что мне-то делать? Виновна ли я в убийстве? Или прелюбодеянии? Не то чтобы тут можно что-нибудь изменить, но я бы хотела знать. И, поскольку я здесь, как я должна себя вести? Могу ли я… в смысле, должна ли я воспользоваться своими знаниями, чтобы… кое-что изменить? Я даже не знаю, возможно ли это. Но если возможно, есть ли у меня право?