Чужеземец. Запах серы

Гэблдон Диана

— У вас есть свобода выбора, но она есть у всех в этом мире. И история, считаю я, это накопление поступков. Некоторые индивидуумы выбраны Господом, чтобы влиять на судьбы остальных. Возможно, вы — одна из них. Возможно, нет. Я не знаю, зачем вы здесь. Вы тоже не знаете. Скорее всего, мы никогда об этом и не узнаем. — Он комично закатил глаза к потолку. — Иногда я даже не знаю, зачем я сам здесь!

Я засмеялась, и он улыбнулся в ответ, а потом с напряженным видом перегнулся ко мне через грубые доски стола.

— Ваше знание о будущем — это инструмент, данный вам. Так потерпевший

кораблекрушение может найти нож или рыболовную леску. И нет ничего аморального в том, чтобы воспользоваться этим, до тех пор, пока вы будете делать это в соответствии с законами Божьими, стараясь изо всех сил. — Он помолчал, глубоко вдохнул, а потом шумно выдохнул и улыбнулся. — И это, mа chere madame, все, что я могу вам сказать. Не больше, чем могу сказать любой встревоженной душе, пришедшей ко мне за советом: доверьтесь Господу и молитесь, чтобы Он наставил вас. — Ансельм подвинул ко мне блюдо с выпечкой. — Но, что бы вы ни делали, вам потребуются для этого силы. Поэтому примите последний совет: когда сомневаетесь — ешьте.

Вечером я зашла в комнату Джейми. Он спал, положив голову на руки. На подносе добродетельно стояла пустая миска из-под супа, а рядом — нетронутая тарелка с хлебом и мясом. Я перевела взгляд с невинного спящего лица на тарелку и обратно, потрогала хлеб. На нем остался отпечаток пальца. Свежий. Я решила не будить его и пошла на поиски брата Роджера. Тот был в кладовой.

— Он ел хлеб и мясо? — требовательно спросила я без вступления.

Брат Роджер улыбнулся.

— Да.

— Удержал?

— Нет.

Я прищурилась.

— Надеюсь, вы не убирали за ним?

Он развеселился, круглые щеки порозовели.

— Разве б я осмелился? Нет, он принял меры предосторожности и поставил наготове таз для умывания.

— Чертов хитрющий шотландец! — захохотала я против воли, вернулась к нему в комнату и поцеловала его в лоб. Он пошевелился, но не проснулся. Вспомнив совет отца Ансельма, я забрала тарелку со свежим хлебом и мясом в свою комнату, чтобы поужинать.

Решив, что следует дать Джейми время прийти в себя после несварения желудка и восстановить уязвленное самолюбие, на следующее утро я осталась в комнате, читая трактаты о травах, которые дал мне брат Эмброуз. После завтрака я пошла проверить своего непокорного пациента, но в комнате вместо Джейми обнаружила Муртага. Он сидел на табурете со смущенным лицом, прислонившись головой к стене.

— Где он? — спросила я, тупо обводя глазами комнату.

Муртаг ткнул большим пальцем в окно. День стоял холодный и мрачный, горели все лампы. Окно не занавесили, и сквозняк колыхал пламя.

— Он вышел на улицу? — потрясенно спросила я. — Куда? Зачем? И что, ради всех святых, он надел?

Последние несколько дней Джейми оставался практически нагим, поскольку в комнате было тепло, а любое прикосновение к ранам причиняло ему боль.

Чтобы в случае нужды выйти из комнаты с помощью брата Роджера, он надевал монашескую рясу, но сейчас она, аккуратно сложенная, лежала в изножье кровати.

Муртаг раскачивался на табуретке и смотрел на меня совиным взглядом.

— Это сколько всего вопросов? Четыре? — Он поднял руку и вытянул указательный палец.

— Первый:

ага, он вышел на улицу. — Поднялся второй палец. — Второй: куда? Будь я проклят, если знаю. — Третий палец присоединился к первым двум. — Третий: зачем? Он сказал, что ему надоело сидеть взаперти. — Качнулся мизинец. — Четвертый: опять же, будь я проклят, если знаю. Когда я видел его в последний раз, на нем вообще ничего не было.

Муртаг сжал эти четыре пальца и поднял большой.

— Ты меня не спросила, но он ушел с час назад.

Я закипела от ярости, не зная, что делать. Поскольку сам преступник был недосягаем, я накинулась на Муртага.

— Ты что, не знаешь, что на улице мороз и идет снег? Почему ты его не остановил? И что ты имеешь в виду — на нем ничего не было?

Маленький человечек сидел с невозмутимым видом.

— Ага, знаю. Думаю, он тоже знает, не слепой. А насчет остановить — так я попытался. — И кивнул на рясу. — Когда он заявил, что идет на улицу, я сказал, что он еще не готов к этому и что ты с меня голову снимешь, если я его отпущу. Поэтому я схватил его наряд и прижался спиной к двери и сказал, что он выйдет только через мой труп. — Муртаг помолчал и совершенно неуместно произнес: — У Эллен Маккензи была самая сладкая улыбка на свете. Она согревала человека до мозга костей.

— В общем, ты позволил ее тупоголовому сыну выйти на улицу и там замерзнуть насмерть, — нетерпеливо прервала его я. — Какое отношение к этому имеет улыбка его матери?

Муртаг задумчиво потер нос

— Ну, когда я сказал, что не пропущу его, юный Джейми просто посмотрел на меня. А потом улыбнулся, в точности, как она, и вышел в окно в чем мать родила. К тому времени, как я подскочил к окну, его и след простыл.

Я закатила глаза к небесам.

— Наверное, нужно было сразу тебе сказать, как он вышел, чтобы ты не волновалась, — добавил Муртаг.

— Чтобы я не волновалась! — бормотала я себе под нос, направляясь к конюшням. — Пусть он волнуется, когда я его найду!

Была только одна дорога, которая вела из монастыря. Я скакала по ней на хорошей скорости, вглядываясь в мелькавшие мимо поля.

Эта часть Франции была богатой фермерской областью и, к счастью, большая часть лесов была очищена, волки и медведи не представляли здесь такой опасности, как дальше, в глубине страны.

Я нашла Джейми в какой-то миле от монастырских ворот. Он сидел на одном из древних римских мильных столбов, босиком, в короткой куртке и тонких бриджах, судя по пятнам, позаимствованных у одного из конюхов.

Я осадила коня и некоторое время смотрела на Джейми, облокотившись на луку седла.

— У тебя нос посинел, — заметила я и перевела взгляд вниз. — И ноги тоже.

Он ухмыльнулся и вытер нос тыльной стороной ладони.

— И яйца. Хочешь согреть?

Хоть он и замерз, но был в хорошем настроении. Я спрыгнула с коня и остановилась перед Джейми, покачивая головой.

— Нет смысла, точно? — спросила я.

— Нет смысла в чем? — Он потер руку о бриджи.

— Злиться на тебя. Тебе-то совершенно наплевать, заболеешь ли ты воспалением легких, или тебя сожрут медведи, или меня перепугаешь до смерти, правда?