Чужие деньги
Шрифт:
По сравнению с цветистым предупреждением неизвестного тональность следующего телефонного диалога производила впечатление до бесцветности служебной и скучной. Что, однако, не означало, будто диалог можно не принимать во внимание. На этот раз звонили не Питеру, звонил он сам.
— Могу я говорить с господином Берендеевым? — спросил Питер.
— Минуточку, — отозвался писклявый девичий голосок, который через несколько секунд сменился высоким тенором, в котором улавливалось что-то старческое:
— Адвокат Берендеев слушает.
— Радий Кузьмич? С вами говорит Петр Зернов…
— Как же, как же,
— Разве мы еще обсудили не все?
— Помочь торжеству истины — дело благородное. Но, Петр, поймите и меня. Пусть я не самая важная птица на земле, и, вероятно, случись что, никто по мне не забьется в рыданиях, а жить всякой твари охота.
— Постараюсь, чтобы вы получили все гарантии безопасности, Радий Кузьмич, — после непродолжительного размышления ответил Питер. — Пятнадцатого ноября, в шестнадцать часов. Вас устраивает?
— Безусловно. Буду вас ждать. Всех благ.
— До свидания, Радий Кузьмич.
После прощания диктофон не воспроизвел ни звука. Володя, склонясь над черным ящичком, подмигивающим красным глазом, слушал его шипение, пока пленка не кончилась. После этого опер Яковлев раскрыл ежедневник Зернова. Питер вел свои записи с англосаксонской педантичностью. Все правильно, встреча с адвокатом Берендеевым назначена 15.11. на 16.00. Отыскать среди московских адвокатов одного, с приметной фамилией, не сулило особых затруднений, но, чтобы избежать лишней работы, Володя продолжил прочесывать записную книжку. В ее алфавитном разделе на букву «Б» аккуратно значились два берендеевских телефона: служебный и домашний.
Володя был молод и горяч. Кроме того, он был опером до мозга костей, который готов носом землю рыть ради скорейшего получения результата. Недолго думая, он прихватил ежедневник, раскрытый на нужной странице, и пошел в коридор, где у них на особой полочке, по старому московскому образцу, красовался телефон. Судя по времени, пожилой человек, которым представлялся ему Радий Кузьмич, должен уже быть дома. Володя позвонил ему домой, но никто не взял трубку. Адвокат, по-видимому, жил один. Тогда Володя набрал служебный телефон, однако и здесь его ждала неудача, что легко было предусмотреть: ни одна нотариальная контора не работает до десяти часов вечера. Слегка ругнувшись, опер Яковлев попытался снова разыскать адвоката в его доме, и снова безуспешно.
Куда пропал адвокат Берендеев?
10
Этот запутанный, извилистый, слегка освещенный редкими желтоватыми лампами коридор, по ощущению Турецкого, тянулся под землей на протяжении многих километров. Из стен, закрашенных до половины зеленой краской, выступали переплетения водопроводных, газовых и, не исключено, иных труб, на периферии оставались наглухо запертые железные двери. Впереди маячил в развевающемся, похожем на парус, плаще Корней Моисеевич Бланк, точно «Летучий голландец», неутомимый и призрачный. За ним насилу поспевали эксперты-взрывники.
— Пассатижи — это не так просто, как могло бы вам показаться, — вещал нечто несусветное академик Бланк. — Сама по себе эта деталь является
Обнаружение красноречивых пассатижей заставило Корнея Моисеевича временно отбросить неотложные пенсионные дела и вернуться в стан специалистов, защищающих от взрывов мирных жителей. Сейчас все они вместе со следователем по особо важным делам спешили туда, где только и водится подобное пассатижам высокоспециализированное оборудование — на склад саперно-взрывной продукции ФСБ.
Очутившись возле очередной железной двери, которую, очевидно, узнал по местоположению (с точки зрения Турецкого, она была во всем подобна предыдущим дверям, которые они миновали), Михайлов нажал рядом с ней белую пупырчатую кнопку звонка. Звонка они не услышали, зато в двери минуты через две растворилось оконце, в которое попыталась изнутри просунуться широкая красная физиономия и, не просунувшись, только понапрасну помяв щеки, доложила:
— Капитан Малов слушает. Что надо? Ох, это вы, Алексей Михайлович…
— Открывай, Тарас, — потребовал Михайлов. — Надо поговорить.
Черная борода и суровый тон Михайлова произвели на заведующего складом Тараса Малова столь неотразимое впечатление, что он стремительно впустил всех пришедших в свои владения. Склад представлял собой уходящие в подвальную мрачноватую перспективу многоярусные полки; на ближайших громоздились какие-то ящики. Возле двери помещалось нечто вроде служебного поста, со столом, стулом, настенной заабажуренной лампой и припрятанной в нише тахтой. На столе издавал низкие сердитые звуки готовый закипеть электрочайник: на службе, как, наверное, и мне службы, Тарас Малов предпочитал комфорт… Количество высоких лиц, свалившихся на его голову, заставило капитана мелко засуетиться.
— Алексей Михайлович… Корней Моисеевич… Да вы проходите, присаживайтесь… Может, чайку?
— Некогда, Тарас, — пробасил Михайлов. — Мы буквально на минуту, по делу. Со склада у тебя в последнее время ничего не пропадало?
— Ничего. — В крохотных глазах Тараса, воздетых на начальство, светилась голубая искренность доброго служаки, честно исполняющего свои обязанности. — Хотите, накладные принесу?
— Накладные нам ни к чему. — Потянувшись к розетке, Михайлов выдернул чайник из сети, и он наконец заглох. — Никто тебя не допрашивает, хотя сейчас среди нас присутствует следователь по особо важным делам. Мы просто разговариваем. Понял, Тарас? Пока мы просто разговариваем.
По верхней губе Малова, сизой, как бывает у брюнетов от бритья, поползла капелька пота. Он слизнул ее быстрым розовым языком.
— У нас есть основания утверждать, — напористо продолжал Михайлов, — что со склада все-таки что-то пропало. Подумай, не торопись. Может быть, это пропажа не ближайшего времени. То, что ты ее своевременно не отразил в документах — это служебная ошибка, но не преступление. А вот если человек помогает преступнику, это должно соответствующим образом отразиться на его судьбе… Так что не торопись, Тарас. Обмозгуй ситуацию как следует. Оживи память.