Чужие грехи

Стюарт Энн

— Вы хотите, чтобы я вас застрелила? — еле слышно прошептала Энни, но все-таки нашла в себе мужество посмотреть ему в глаза.

Джеймс пожал плечами.

— Рано или поздно мне все равно не избежать этой участи, — сказал он, снова переходя на тягучий выговор уроженца Техаса. — Пусть уж лучше я паду от руки человека, которому и в самом деле очень хочется меня ухлопать.

— Прекратите! — хрипло выкрикнула она.

— Прекратить — что?

— Изображать этот акцент, — гневно сказала Энни. — Лгать, водить меня за нос, дурачить так, что я перестаю понимать даже, день сейчас или ночь!

— Только

что, когда ты кончала, тебе было на это наплевать, — хладнокровно заметил Джеймс.

Он доигрался. Энни набросилась на него, как разъяренная фурия, слепо молотя кулачками, царапаясь и обзывая словами, которые никогда прежде не произносила.

Джеймс ей не мешал. Разумеется, он мог подавить эту вспышку в мгновение ока, одним мановением руки, но предпочел вместо этого понаблюдать, насколько опасна может быть Энни в своей неконтролируемой ярости.

Если и были у Джеймса сомнения относительно ее профессиональной подготовки, то беспомощные и беспорядочные барахтанья Энни быстро их развеяли. Она кусалась, дралась и царапалась, не переставая поносить его последними словами, и наконец Джеймсу это наскучило. Ловко перехватив ее запястья одной рукой, он медвежьей хваткой стиснул их с такой силой, что Энни мгновенно перестала сопротивляться. Однако Джеймс не повторил ошибку и не выпустил ее.

— Ты дерешься, как девчонка, — насмешливо произнес он.

В разгневанных небесно-голубых глазах Энни Сазерленд блеснули слезы. В следующий миг предательская слезинка скатилась по щеке, за ней — другая, и вскоре тело Энни уже сотрясалось от сдерживаемых рыданий. Она отчаянно боролась с собой, чтобы не расплакаться у него на глазах, но по всему чувствовалось, что ничего у нее не выйдет. А у Джеймса, как назло, до сих пор так и не выработалось противоядия от женских слез. И выносить их он не мог.

— Господи, только не это, Энни! — взмолился он. — Лучше ударь меня еще разок.

Энни возвела на него свои прелестные заплаканные глаза и жалобно пробормотала:

— Не могу. Рада бы, но не могу…

И тут Джеймсу показалось, будто в его душе прорвалась некая плотина. Он нежно обнял Энни и, прижав к груди, стал гладить по влажным волосам, нашептывая какие-то смешные слова утешения, которые впервые со времен детства вдруг пришли ему на ум.

Джеймс слизывал солоноватые слезы с ее щек, а потом поцеловал Энни в губы — поначалу медленно, осторожно, словно пробуя на вкус ее боль и отчаяние, и наконец более настойчиво.

Он даже сам не заметил, как случилось, что Энни вдруг очутилась сидящей на нем; ее длинные ноги прижимались к его бедрам, а его собственные поцелуи уже совсем не походили больше на утешительные. Руки Энни запутались в его длинных волосах; она нашептывала ему на ухо слова, полные самой безумной нежности и страсти. Слова любви.

Джеймс вдруг понял, что она и в самом деле любит его. Любит всем сердцем его — бездушного монстра. И будет любить — но до тех лишь пор, пока не узнает страшную и горькую правду.

Однако сейчас правда — его невидимый враг — была пока скрыта за надежной завесой, и он знал, что на какое-то время ей суждено оставаться там.

Энни протянула руку вниз, неловко и неумело нащупывая его член. Джеймс помог ей, и они вновь слились воедино.

По телу Энни пробежала сладостная судорога;

закрыв глаза, она выгнула спину и обеими руками, как кошка, вцепилась в плечи Джеймса, сама не замечая, как ее ногти впиваются в его плоть.

Несколько мгновений она не шевелилась, затем открыла глаза, посмотрела на Джеймса, и он легко прочел в ее взгляде смущение и страх вперемешку с вожделением.

— Возьми меня, Энни, — прошептал он.

При этих его словах Энни вздрогнула, и ее огнедышащее лоно так тесно сомкнулось вокруг его напряженного естества, что Джеймс с трудом сумел удержать себя в руках.

Его вовсе не удивила нерешительность Энни: он слишком много знал про нее, а потому прекрасно понимал, что с ней творится. Чувствовалось, что ее смущает непривычная обстановка, что она страшится не только своих действий, но и чувств, собственного отношения к происходящему. И еще он знал, что легко сумеет заставить ее преодолеть страх и выполнить все, что он хочет…

Вскоре Энни удалось попасть в нужный ритм, и сладострастная скачка возобновилась. Кожа Энни блестела от пота, возбужденные соски набухли и выступали маленькими башенками, а Джеймс, подобно изголодавшемуся узнику, упивался ее дрожью, вздохами, каждым мгновением их близости.

Ледяная принцесса, созданная Уином Сазерлендом, на глазах таяла от сжигавшего ее жара. Как и предупреждал Джеймс, она отдавалась ему целиком, без остатка.

Приподняв голову, он зажал зубами один сосок и легонько прикусил его. Почти в то же мгновение тело Энни начало сотрясаться от нахлынувшего оргазма. И тут же Джеймс с недоумением обнаружил, что и сам уже пересек заветную черту. Он был настолько увлечен наблюдением за страстью Энни Сазерленд, что даже не заметил, как перехлестнула через край страсть, сжигавшая его самого! Одновременно с Энни он провалился в сладостное небытие, раз за разом извергая эту страсть в ее трепещущее лоно.

Глава 16

— Если хочешь, можешь принять душ.

Слова эти, бесстрастные и отрывистые, вырвали Энни из тревожного сна. В оконце спальни просачивался серый утренний свет, тело ее мучительно ныло, а на Джеймса ей даже смотреть не хотелось.

— Хорошо, — пробормотала Энни и села на постели, повыше натянув тонкое байковое одеяло.

Джеймс стоял в проеме двери, так что посмотреть на него ей все-таки пришлось.

Он уже принял душ, волосы его влажно блестели, а в руке он держал большую чашку. Энни хотела было уже с достоинством отказаться, однако мучившая ее жажда все-таки пересилила.

— Это кофе? — спросила она.

— Чай.

От неожиданности Энни резко подняла голову.

— Но вы ведь не пьете чай!

— Целых двадцать лет не пил. Если ты решила принять душ, то поторапливайся. Через час мы отсюда уходим.

— Почему?

— Ты могла бы уже перестать задавать глупые вопросы, — усмехнулся Джеймс. — Мы уходим, потому что трупы в сарайчике скоро начнут разлагаться и вонять, а по улицам бродят стаи одичавших животных, готовых сожрать все, что попадется. Не говоря уж о том, что если по нашу душу приходили эти двое, то вскоре можно ждать и других незваных гостей. — Он пожал плечами, словно недоумевая, что приходится объяснять столь очевидные вещи. — Не копайся, иначе мне придется уходить без тебя.