Чужие маски
Шрифт:
Лиля нахмурилась.
— Мы не знаем всего. И дети часто платят за грехи родителей... думаешь, из-за твоего господина ни один человек не плакал? Ни у кого дети не умирали по его вине?
Шимон вильнул взглядом.
– Ну...
— То-то и оно. Мы — не знаем. Помолись за то, чтобы Альдонай простил их. Помолись...
— Помолюсь.
Лиля положила ладонь на руку Шимона.
— Я тоже помолюсь за них. Больше мы ничего сделать не можем.
—'Аля, она такая была.... Светлая, солнечная... смотрит мне в глаза,
Любил он ту девочку.
Не имел права, да ведь любовь — не спрашивает и не разбирает. Она просто приходит, и плевать ей, что он — стражник, а она герцогская дочка. Было бы все хорошо, так Шимон и остался бы рядом с любимой. Пусть глаз не поднимал бы, пусть слова бы не сказал, но хоть знать, что у нее все в порядке! Хоть это видеть!
Быть счастливым вместе с любимой... и кто тут аристократ по рождению?
Шимон или Лофрейн?
Если один ворует женщин, а второй готов на все, лишь бы любимая была счастлива. Даже — не с ним!
Но даже этого крохотного утешения мужчину лишили. И было ему плохо и больно.
А что могла сделать Лиля?
Только посидеть рядом, послушать горькие слова и еще раз пообещать помолиться. А толку с того?
Ни толку, ни ответа...
* # #
В море выходили на заре.
Лиля медленно залезла в лодку. Лари — за ней.
Обе помахали руками Шимону, который стоял на берегу, страдая от жестокого похмелья. Половину своих вчерашних откровений он не помнил, вторую половину забыл вполне целенаправленно. Неприятно как-то...
Ты перед человеком душу наизнанку, считай, вывернул, и кто его знает, что он там увидел? И как это потом использует?
Уезжает эта странная баба — и пускай ее.
Шимон дураком не был. И по свету его помотало изрядно, и людей он повидал, и нередко только хорошее зна-ние психологии (пусть это слово еще и не появилось на свет) выручало его из беды.
Чутье на людей у него было звериное.
; И именно оно, чутье, в голос кричало, что с женщиной нечисто.
Неладно с ней что-то, как бы за ней беда не пришла...
Вот Лари — там все просто и понятно, таких баб по деревням десять на дюжину. Обычная девчонка, и руки у нее мозолистые, натруженные, сразу видно — ни минуты в покое не сидела.
А вот Аля...
Нет, с ней не то.
И руки, вроде, не холеные, а все ж...
Именно по рукам можно узнать человека. Есть руки благородного, руки воина, ученого, докторуса, фехтоваль-
* щика, моряка, скотника... да для каждой работы есть свой запах, вид, свой профессиональный жаргон.
Так вот.
Аля не вписывалась — никуда.
Она не вела себя, как благородная дама — насмотрелся на них Шимон. Но и как простолюдинка — тоже. Для каждого из этих сословий она была слишком... свободна! Слишком...
Аля вела себя так, словно за ней сам Альдонай стоял.
Или...
Шимон предпочитал об этом не думать. Ни к чему.
Уходит опасная баба — и пусть ее. А он забудет. Уже забыл. И людям скажет...
* *
Лиля страдала, привычно наклоняясь за борт. И размышляла на печальную тему — как быть, когда тошниться нечем, а тошнит?Надо было хоть хлеба наесться, а? Так бы ее стошнило, да и полегче стало, а она не стала ничего есть. Вот и крутит ее на пустой желудок, и мутит, и выворачивает...
Она мрачно сплюнула за борт желчью и в очередной раз выругалась.
Несовместима она с морем, ни в каком виде. И вообще, раздражает ее это пространство. Бесит!
Злит!!!
Лиля и сама себе не признавалась, что она попросту боится.
Она откровенно плохо плавает, вообще, считай, не умеет плавать. Если лодка перевернется, у нее практически не будет шансов на спасение.
А жить так хочется.
Лиля пообещала себе, что обязательно научится плавать. Вот дайте только родить и отлежаться с полгодика... или лучше годик?
А вот Джерисон плавать умеет. Его она и попросит.
Мысли о доме немного отвлекали от гадкой действительности.
А желудок болел. Сильно болел...
Лиля знала, как будет происходить путешествие. Они пойдут вдоль берега. Днем — на лодках под парусом, часов до двенадцати дня. За это время и рыбы наловят, уже начали. Потом пристанут к берегу и устроят привал.
До вечера они будут отдыхать, отсыпаться...
Вечером — опять сядут в лодки.
Почему так?
Да пираты!
Все те же гады с Лориса, чтоб им! Днем от них не уйти даже рыбачьей лодке.
Нападают?
Еще как нападают. Не из выгоды — что с тех рыбаков взять? Разве что лодку — велика ли ценность для пирата? Да пару рыбин.Это не ценность.
А вот сами люди...
Не секрет, что процветает работорговля, что людей увозят в тот же Ханганат... Лиля это знала, но — что поделаешь? Систему надо менять, а она в ниспровергатели основ не годится. Самой бы выжить.
Разве что Миранда, и то, не сама, а через много лет, через детей, начнет как-то бороться с этим кошмаром.
Рабство...
Самое страшное слово мира. Недаром в советских учебниках было написано: «Мы — не рабы. Рабы — не мы!».
Может, и коряво, но мысль-то верная!
И даже если людей не продадут, могут просто так взять в плен и поглумиться. Думаете, пираты были благородными разбойниками?
Черта с два!
Это были негодяи и подонки, которые убивали мужчин, насиловали женщин, ради потехи выбрасывали за борт детей, пытали и мучили, издевались и убивали для развлечения.
Благородство там и не ночевало. И рядом не проплывало. Лиля, как и всякий армейский ребенок, была свято уверена, что место разбойников на рее. Жаль, сейчас она их не могла туда пристроить.