Чужие огни

Фейгель Рут

– Да, я вижу, вы корректны. – В голосе Изабеллы прозвучала усмешка. – Но у вас самой, насколько я поняла из резюме, детей нет?

Горячая волна пыхнула мне в лицо, я глубоко вздохнула и отчетливо ответила:

–Нет.

То ли я так обожгла ее взглядом, то ли ей было известно гораздо больше, чем написано в резюме, но тему моего упущенного материнства она оставила.

– Но у вас все-таки есть опыт ухода за младенцами…

– Да, я проходила альтернативную службу в больнице, где должна была заботиться о малышах. И потом я была няней у сына… моей хорошей знакомой. В течение нескольких лет, пока они… не переехали в другую страну.

Все это я произнесла деревянным голосом, глядя на подбородок Изабеллы и теребя

пальцами какую-то мелкую складку на юбке.

Изабелла удовлетворенно кивнула и продолжила:

– Вы, конечно, уже знакомы с основными требованиями. Вы должны жить постоянно на территории этого дома, не выходя никуда и ни по какой причине за пределы сада.

– А если я заболею? – вызывающе выпалила я, не сводя глаз с собеседницы.

Казалось, одна и та же лучезарная улыбка то и дело включалась на ее лице, как подсветка, включаемая невидимой внутренней кнопкой.

– Не беспокойтесь. Вам будет оказана помощь на дому. Кроме того, если вам потребуется купить что-то из одежды, косметики и прочего – вам стоит только сказать об этом. Я сама оформлю для вас заказ, и он будет доставлен сюда в кратчайшие сроки.

Все это было сказано поставленным голосом рекламного агента, когда он пытается превратить случайного прохожего в покупателя.

Об этом странном требовании не покидать дом я знала и раньше, но не думала, что ограничение моей свободы будет прямо-таки всеобъемлющим. Меня охватило сомнение, и та самая тревога, опахнувшая меня в саду, вернулась и усилилась.

Видимо, Изабелла поняла мои колебания и поспешила объяснить:

– Я понимаю, что вам могут показаться странными такие жесткие ограничения. Но дело в том, что я, без ложной скромности, весьма успешный в своей сфере специалист, и нередко занимаюсь делами также и дома. Утечка любой информации может нанести непоправимый вред как мне, так и моим клиентам. Именно поэтому я обязана сократить до минимума возможность такой утечки. По этой же причине я запрещаю вам все время службы у меня пользоваться интернетом и мобильным телефоном. У вас ведь нет близких родственников, с которыми вы хотели бы быть в постоянном контакте? К тому же вы должны будете заниматься ребенком круглосуточно, и разыскивать вас в случае необходимости немыслимо. Не буду спорить, эти условия трудно выполнимы. Но и вознаграждение превзойдет ваши ожидания, можете мне поверить.

И снова эта электрическая улыбка. Что же меня в ней так раздражает, черт возьми?!

– И… на какой же срок вы хотите меня нанять?

В этот раз улыбка получилась какой-то двойной – сквозь ее сияющую любезность проступило нечто вроде снисходительного презрения.

– Я предполагаю задействовать ваши услуги в течение полугода как минимум, – произнесла дама и прикоснулась кончиками пальцев к своему бутафорскому животу.

"Наверно, она подозревает меня в легкомыслии", подумала я и почувствовала себя еще более некомфортно.

– Но ведь полгода – небольшой срок, а вам не нужна утечка информации. Если вы потом смените няню… Это ведь еще один новый человек в вашем доме!

Я говорила все это с целью убедить ее в серьезности моих намерений, а также мне действительно было не очень понятно, как эта чрезвычайно деловая будущая мать собирается заниматься собственным ребенком по достижении им полугода. И что, между прочим говоря, станет с ее секретами спустя всего полгода? Я ведь могу их разболтать и после окончания службы.

– Я сказала – минимум, – электрическое сияние не сходило с лица Изабеллы и упорно давило на мои посаженные кофеином нервы. – Я не хочу привязывать вас к дому на много лет, но, возможно, вы сами привыкнете к нам и не захотите его покидать!

Я неопределенно качнула головой и добавила:

– Я хотела бы в свое свободное время заниматься рисованием. Здесь будет такая возможность?

Изабелла развела руками:

– Все ваше свободное время

вы вольны отдавать вашему увлечению. Разумеется, не в ущерб вашим обязанностям.

Ну, этого она могла бы и не говорить. Задав еще ряд формальных вопросов, хозяйка заявила, что меня она считает подходящей кандидатурой и ожидает только моего согласия.

Если мне скажут, что согласиться на подобные условия было полным идиотизмом, я охотно это подтвержу. И то, что в итоге я все же дала согласие, объясняется даже не размером обещанного жалованья, которое и в самом деле превышало мои самые смелые ожидания, сколько проснувшейся внезапно необъяснимой потребностью остаться здесь во что бы то ни стало. В этой женщине с бутафорским животом и странной улыбкой было что-то противоестественное, в ней таилось противоречие – темное, может быть, страшное. Не могу сказать, зачем меня так тянуло его разгадывать – помимо тяги к приключениям, свойственной мне с детства, было еще подсознательное ощущение, что я нужна именно здесь и именно в этом качестве. Но почему же, собственно, я назвала ее улыбку странной? Это была широкая, сверкающая, фирменная улыбка успешных людей – например, политиков. Ну так что? О том, что моя нанимательница – преуспевающая леди было известно изначально. Ее улыбку нельзя было назвать сердечной, но на это и не стоило рассчитывать. В конце концов, я видела эту женщину впервые. Однако же, недостаток живого обаяния не должен был вызывать того неосознанного, необъяснимого опасения, которое возникало у меня всякий раз при взгляде на ее лицо. Я старательно восстановила в памяти лицо Изабеллы, каждую его черту, и от догадки мне стало смешно и леденяще страшно одновременно: у этой женщины были необычные зубы – крупные, заостренные, вогнутые внутрь, как у акулы.

***

Итак, я подписала тот самый договор, в котором были приведены многочисленные условия, требования, оговорки, и отдельной статьей на две страницы приводилось описание штрафов и прочих наказаний, угрожавших работнику за нарушение конфиденциальности. До начала трудовых отношений я не имела права сообщать кому-либо, где и в качестве кого я собираюсь работать. В дальнейшем мне запрещалось пользоваться интернетом, с мобильного телефона разрешалось звонить только на номер Изабеллы – она позаботилась о специальном тарифном плане, предусмотренном для родителей младших школьников: позвонить можно было только на один номер. Если бы кто-нибудь спросил меня, что я думаю обо всем означенном, то я бы убежденно назвала это означенное чистой паранойей. Но на последующий закономерный вопрос о том, почему же я подписываю этот чрезвычайно странный договор, я не смогла бы дать определенного ответа. Как я уже сказала ранее, я сделала это интуитивно, почему-то решив, что, если уж судьба забросила меня именно в такие обстоятельства, то наверняка нужно, чтобы эту необычную роль сыграла именно я. Надо признаться, что при всем моем скептическом отношении к религии, мистике и прочим изощрениям человеческого разума я имела стойкое убеждение, что ничего не случается просто так, а является лишь отдельным звеном в цепи событий и находится именно там, где должно находиться. Это было следствием наблюдений и жизненного опыта, не более того.

А еще мне безумно хотелось заботиться о маленьком человечке – именно так, заботиться о ребенке другой женщины, доверенном на мое попечение. Это было бы намного проще психологически, как я тогда считала.

С момента подписания прошло две недели, в течение которых я улаживала домашние дела, готовясь к длительному отсутствию. В квартиру вселялись квартиранты. Именно они должны были вскоре сидеть на сиреневом матерчатом диване, потягивая кофе и смотреть с балкона на песчаные холмы, крутыми волнами катящиеся до горизонта. Наш дом находится на окраинной улице, и у меня замечательный вид с балкона – бескрайние бежевые волны, бездонное небо, простор, ветер…