Чужие сны и другие истории
Шрифт:
Обычно пачки сигарет мне хватало на неделю, иногда даже на две. Чем больше я курил, тем усерднее тренировался. Зачем я это делал? Одна-две сигареты в день — такое курение не вызывает болезненного привыкания. Я так и не сделался заядлым курильщиком. Мои проблемы можно было решить иным способом — навестить университетского психолога. Даже когда я курил, то где-то на задворках сознания представлял, что искуплю свой грех в соревнованиях первокурсников Восточного побережья. Я входил в число трех кандидатов от Питсбургского университета.
Ответственным за поездку на состязания в Уэст-Пойнт тренер Пири сделал меня. Наверное, по причине моего
— Если мы не пройдем взвешивание, нас не допустят к состязаниям, — сказал Казуэлл.
— И что нам делать? — спросил у меня Ли Холл.
Мне тут же вспомнилась хирургическая ванночка на моей голове. Я спросил себя: «Каких действий в подобной ситуации ожидал бы от меня Рекс Пири?» Весь год мы трое состязались только со своими сокурсниками. Мы рисковали пропустить не просто один из турниров, а наш единственный турнир. Я пересчитал карманные деньги, выданные мне тренером Пири. Ровно сто долларов. У нас имелись транзитные билеты на проезд из Уэст-Пойнта до Нью-Йорка и обратные билеты до Питсбурга. Требовалось проявить некоторую смекалку и попасть в Уэст-Пойнт ранее семи часов утра. А карманные деньги? На что они нам, если перед взвешиванием мы не собирались ничего есть?
Мы вышли за пределы автобусного терминала. Время двигалось к часу ночи. Я был рад, что моими спутниками оказались стосемидесятисемифунтовый Ли Холл и силач Казуэлл (Казуэллу предстояло состязаться в весовой категории до ста тридцати семи фунтов, а мне — в категории до ста тридцати фунтов). Я останавливал одно такси за другим, но водители отказывались везти нас в Уэст-Пойнт. Наконец один согласился поехать туда за сто долларов.
— В Уэст-Пойнт? За сто баксов? Разумеется, приятель, — сказал водитель. — Ты мне только скажи, где этот Уэст-Пойнт?
Казуэлл заявил, что в движущейся машине не может ориентироваться по карте. Его, видите ли, начинало выворачивать. Ли Холлу было трудно сидеть на переднем сиденье — мешала коробка таксометра. (Кстати, Ли пришлось сбросить немало фунтов, чтобы достичь заветных ста семидесяти семи.) Таким образом, роль штурмана досталась мне. Я сел рядом с водителем.
— Вам нужно ехать вверх по Гудзону, — сказал я водителю.
— Согласен, приятель. Вверх так вверх. А насколько вверх?
В дальнейшем мне доводилось летать беспосадочным рейсом из Нью-Йорка в Токио. Я ездил из Айова-Сити в Эксетер, практически нигде не останавливаясь. Но эта поездка вверх по Гудзону была самой длинной в моей жизни. Неужели голландцы когда-то исследовали Гудзон, передвигаясь
Во-первых, единственной имевшейся картой была карта нью-йоркских районов, охватывающая Манхэттен, Бруклин, Куинс и Бронкс. Во-вторых, как только городские огни остались позади, наш водитель объявил, что боится темноты.
— Я еще не ездил в темноте, — хныкал он. — В такой темноте.
Мы не ехали, а ползли. Вдобавок с неба сыпался снег вперемешку с дождем. Казалось, что к Уэст-Пойнту ведут только захудалые кружные дороги. Во всяком случае, других нам не попадалось.
— Я еще не видел столько деревьев, — запричитал таксист. — Такого множества.
Если водитель боялся темноты и обилия деревьев, то солдаты, охранявшие величественные ворота Военной академии сухопутных войск (вероятно, это была военная полиция), наверняка заставили его подумать о собственной погибели. Они стояли в полном боевом снаряжении, словно ждали нападения. Но военные полицейские вовсе не ожидали запоздалого появления трех борцов из Питсбурга. Все остальные участники приехали давным-давно и, по мнению солдат, видели десятые сны. К счастью, нам не пришлось раскрывать спортивные сумки и доказывать, что мы действительно спортсмены, а не диверсанты. Ребятам из военной полиции достаточно было взглянуть на Ли Холла.
Далее встал вопрос о местонахождении нашей казармы. Где спят остальные участники завтрашнего турнира — военные полицейские не знали. При всем их решительном виде у них не хватало смелости позвонить армейскому тренеру и спросить об этом. Часы показывали без нескольких минут четыре. До взвешивания оставалось три часа. Я предложил солдатам отвести нас в спортивный зал, сказав, что мы прекрасно можем вздремнуть там. Казуэлл и Холл сразу догадались о направлении моих мыслей. Я же объяснил ребятам из военной полиции, что маты в зале расстилают с вечера — тогда они распрямляются и во время состязаний у них не загибаются углы. Если нам позволят, мы готовы спать на матах.
Ли Холл и Казуэлл прекрасно понимали: я думаю о весах, а не о матах. Сон меня вообще не волновал. До взвешивания оставалось три часа, а мы не знали, сколько сейчас весим. С самого выезда из Питсбурга взвеситься нам было негде. Если мой вес на полфунта превышал норму, мне требовалось «попотеть». Когда мы покидали Питсбург, я был тяжелее на целых полтора фунта. За время пути я ничего не ел и не пил. Я не боялся этих колебаний. Часто бывало, что за день до состязаний мой вес оказывался на полтора фунта больше, но перед утренним взвешиванием я мог без опаски выпить еще восемь унций воды, поскольку во сне терял вес. По дороге в Уэст-Пойнт я не спал и не пил, однако все равно беспокоился за свой вес.
Чувствовалось, ребятам из военной полиции не понравилась идея пустить нас в спортивный зал. Солдаты что-то слышали о помещениях для команд гостей, но где именно находятся эти помещения, они не знали.
Ли Холл шепнул мне, что неплохо бы найти какое-нибудь теплое место и «просто побегать». Это гарантированно согнало бы вес. А спать… нужны ли нам вообще жалкие крохи сна? Я с ним согласился.
Зато Казуэлл выглядел прекрасно отдохнувшим. Он спал всю дорогу из Манхэттена в Уэст-Пойнт и теперь разглядывал аскетичные здания военной академии с любопытством ребенка, впервые попавшего в парк развлечений. Собственный вес его явно не волновал.