Чужие воспоминания

Романовская Ольга

– А я не понимаю!

– После того, как вы признались...

– В чём признался? Я никогда этого не скрывал. Да что ты к жертвоприношениям привязалась? Можно подумать, я за людьми охочусь, словно дикий оборотень, чтобы как можно больше крови пролить! Да, бывает, голову сносит, но не просто так, с бухты-барахты. Это как у волка, загнанного охотничьими собаками: ярость, помноженная на инстинкт самосохранения. Вот ты в такой ситуации будешь спасаться бегством, звать на помощь, а я убью, потому что хвост

поджимать не умею и не желаю. И, заметь, просто убью, а не заживо распотрошу, как баранью тушу. Жертвоприношения Тьхери - серьёзная вещь, не для каждодневной практики, к ним либо при необходимости, когда нужна помощь, либо в качестве благодарности прибегают.

– Лэрзен, тут же люди...
– она обвела рукой трактир. Неужели решила, что я буду открыто рассуждать о некромантии? Нет, нас окружал плотный полог безмолвия и лёгкий морок иллюзии, скрывавший движения губ. Со стороны казалось, что мы ужинаем молча.

– Они не слышат. Конечно, можешь встать, выйти за пределы круга и кликнуть стражу. Что же ты её вчера не позвала, не выдала им очередного некроманта? Глядишь, ещё благодарность бы получила. Или солдат пожалела?

– Перестаньте! Вы же знаете, что я никогда бы...

– Я ничего не знаю, ты не удосужилась меня посвятить. Просто тихо рыдала в ванной, потом вышла с каменным лицом, скривилась, увидев меня, сказала пару "ласковых" слов и ушла, дав понять, что людские предрассудки неискоренимы. Вы ведь и палачей не любите.

– Это не одно и то же, - возразила Одана, потянулась к пустой кружке и всё же налила себе вина.

– Вот именно, что одно. Есть приговор, и есть наказание. Эй, ты осторожнее, без закуски на голодный желудок! Хотя бы хлебом заешь.

Она проигнорировала моё предупреждение и залпом осушила кружку. Наклонила голову, крепко задумалась, потом вскинула подбородок и пристально уставилась мне в глаза. Было необычно и неуютно, такой вдумчивый тяжёлый взгляд. Что она хотела узнать, что хотела прочитать в моих глазах?

– Какая у вас самая нерушимая клятва? Именем Тьхери на крови?

Я не понимал, к чему она клонит, но кивнул.

– Тогда здесь и сейчас поклянитесь, что вы никогда не поступали так, как одотьер Дер'Коне в храме Олонис.

– Как конкретно?
– не люблю я давать клятвы, тем более, такие серьёзные.

– Можете посмотреть, - Одана пододвинула стул ко мне, села спиной. Жилка на шейке слегка пульсирует, мышцы при видимом покое напряжены - сдерживает страх.

Осторожно положил ей ладони на голову, погрузившись в вязкий ворох воспоминаний. Они были насквозь пропитаны солоноватым запахом крови, как она это выдерживает? Стоит ли удивляться тому, что девочка так не любит некромантов?

Но всё равно, не понимаю, меня-то за что? Столько месяцев с ней вожусь, рискую перейти зыбкую грань между жизнью и смертью...

Хоть бы деньги за это получил - так нет, идиот, выкидыш орка, по собственной доброте душевной! Что, отплатили тебе за доброту? Прав был одотьер Дер'Коне, нужно было придерживаться своего первоначального выбора. Кто она мне? Да никто, а жизнь у меня одна.

Когда я дошёл до сцены её бегства из храма, Одана повела плечами и несколько раз глубоко вздохнула. Судя по эмоциональному фону, она плакала.

Трактир - не самое лучшее место для воскрешения горя и скорби по самому дорогому существу на свете, но тут уж от меня ничего не зависит.

Вот зачем она, зачем заставляет себя проходить через это снова и снова?

– Нет, всё, хватит!
– Одана резко отодвинулась от меня и торопливо застегнула пальто, собираясь уйти.

– Там ведь есть что-то ещё... Ты не хочешь, чтобы я знал об этом?

Она кивнула и направилась к выходу.

В этот раз я не отпустил её, бросил мелочь на стол и догнал в дверях.

– Что бы ты обо мне не думала, никуда я тебя не пущу в таком состоянии! Особенно когда по городу разгуливает рыжая шлюха Наместника, а сам он намеревается прибыть со дня на день. Знаешь, кого я встретил, когда выезжал из города? Сыскарку, ту самую рыжую сыскарку, которая портила тебе жизнь в Эдине. Она мило беседовала со своим любовником-одотьером и клятвенно уверяла, что за два дня разыщет птичку, то есть тебя. Поэтому отныне одна на улицу не суйся, особенно в тёмное время суток. Пойдём, провожу.

– А клятва?
– приглушенным от сдерживаемых рыданий голосом напомнила Одана.

Что ж, я никогда не резал детей, не приносил даров Каашеру, не осквернял храмы, поэтому могу и поклясться. Если тебе это так нужно...

Достаю кинжал, тот самый, который её так пугает, снимаю перчатку, закатываю рукав рубашки и делаю глубокий лунообразный надрез на запястье. Позволяю паре капель упасть на землю, потом снимаю вторую перчатку, обмакиваю пальцы в крови и, поднеся к губам, говорю: "Клянусь именем Тьхери, что никогда не обагрял кровью алтари храмов..."

– Не надо, я верю!
– Одана, бледная, как смерть, с ужасом смотрит на то, как тяжёлые густые капли падают на мостовую. Неужели боится, что я умру от потери крови? Возможно, конечно, если магический потенциал пуст, ведь я не просто кожу разрезал, а вскрыл одну из вен.

Криво усмехаюсь:

– Значит, уже так? Всего минуту назад я был гнусным существом, сейчас-то что изменилось? Я абсолютно тот же, каким был всегда. Я не просил тебя со мной связываться, это ты пришла ко мне за помощью. Навязываться не собираюсь. О сыскарке я тебе рассказал, воспоминания к тебе вернулись, меня здесь больше ничего не держит. А дальше пусть тебе помогают те, кому ты доверяешь.