Чужое лицо
Шрифт:
– Очень сексуальна, так?
– подсказала Холли.
– Именно. Но посмотри на эти ранние фотографии.
– Бьюкенен перелистал несколько страниц книги.
– Вот Мария Томес в самом начале своей карьеры. До встречи с Фредериком Малтином. Когда она пела в Мексике и Южной Америке и никто из ведущих критиков не обращал на нее внимания.
Бьюкенен ткнул указательным пальцем в фотографию маленькой, толстенькой, смуглой молодой женщины с неуверенным взглядом, широким носом, уродливой прической, пухлыми щеками и неровными зубами.
– Эти ее волосы, собранные в кучу на макушке, - произнесла Холли.
– И этот костюм слишком большого для нее размера просто висит на ней, как будто ей нужно скрыть лишний вес.
– Ранние обзоры единодушны во мнении
– Фактически они говорят, что она слишком непривлекательна, чтобы серьезно принимать ее в расчет как певицу, способную выступать на большой сцене.
– Высказывание дискриминационное, но верное, - отозвалась Холли.
– Большие деньги притягиваются к женщинам, которые обладают и великолепным голосом, и магнетизмом.
– В тот вечер, когда Малтин увидел ее в роли Тоски в Мехико, Мария Томес даже не стояла в программе. Она была дублершей, и ей пришлось выйти на сцену, когда заболела примадонна.
– Интересно, что Малтин нашел в ней.
– Он увидел в ней человека, над которым мог властвовать. Того, кого мог взять и лепить. Если бы Малтин услышал ее исполнение при других обстоятельствах, то не ассоциировал бы ее с такой сексапильной фигурой, как Тоска. Но раз уж так получилось, то он и использовал открывавшиеся возможности. Если верить этой биографии, никто никогда не проявлял к ней такого интереса. Ее карьера никуда не двигалась. Что ей было терять? Вот она и вручила себя ему. На условиях абсолютного повиновения.
– И что же?
– Посмотри на несколько следующих фотографий. Что-нибудь замечаешь?
– Ну, она становится вес стройнее и стройнее. И ее костюмы удачно это подчеркивают.
– Холли взяла книгу в руки, чтобы рассмотреть фотографии повнимательнее.
– Видно, что она поменяла прическу. Уже не громоздит все волосы на макушку, а зачесывает назад. Они у нее длинные и густые. Распущенные и подвитые. В них есть - или выражен?
– какой-то дикий порыв, что ли.
– Как будто они развеваются по ветру, - подтвердил Бьюкенен.
– Будто она стоит на вершине скалы, и морские волны разбиваются у ее ног. Как это говорят? Бурный, неистовый ветер? Я тоже это заметил. Прическа говорит о страстной натуре. А теперь взгляни на этот снимок.
Холли посмотрела и покачала головой.
– Я не знаю, что тут...
– начала она и вдруг ткнула пальцем.
– Ее нос. Он стал уже и прямее.
– Сравни-ка с этой фотографией, сделанной тремя месяцами позже.
– На этот раз я действительно ничего не нахожу.
– Она улыбается.
– Верно.
– А на предыдущей улыбается?
– Нет.
– А до нее?
– Тоже нет. На этой она улыбается впервые и... О Боже, - воскликнула Холли, - ее зубы! Они другие. Раньше они были какие-то кривые, а теперь... Ей их выпрямили и поставили коронки.
– Это могло быть сделано по инициативе Фредерика Малтина, - сказал Бьюкенен.
– Он обещал ей, что через два года ее карьера будет выглядеть совершенно иначе. Вся эта реклама, разумеется, умалчивает о том, как много физических недостатков пришлось корректировать. На следующей фотографии - еще через три месяца - у нее другие брови. На снимке, идущем вслед за этим, видно, как с помощью химии или хирургии что-то было сделано с ее волосами, так что их линия приподнялась, лоб стал выше и остальные черты и лицо в целом стали смотреться более пропорционально.
– И все это время она худела, - возбужденно произнесла Холли.
– Ее гардероб становился все более модным. Ей подбирают такие модели одежды, от которых она кажется выше ростом. Она носит дорогие колье и серьги, которые сверкают и хорошо смотрятся. Именно эти изменения привлекают к себе наибольшее внимание, так что другие изменения, постепенные, каждодневные, делаются менее заметными. Они едва уловимы, хотя столь же важны, но поскольку совершаются на протяжении достаточно длительного времени, то никто и не замечает, до какой степени ее реконструировали.
–
– К ней еще не так близко присматривались, как это было бы, находись она на вершине славы, так что многие из этих изменении проходили незамеченными, пока она перемещалась из одного оперного театра в другой, из одной страны в другую. Посмотри-ка на эти фотографии более позднего периода, сделанные уже тогда, когда она стала сенсацией. Изменения продолжались. Вот смотри. Если я но ошибаюсь, ей сделали какую-то косметическую операцию вокруг глаз, чтобы они казались более выразительными. А на этой фотографии мочки ее ушей кажутся короче, верно? Они в чем-то стали другими, и от этого ее лицо производит впечатление более пропорционального.
– И это еще не все. Например, ее груди кажутся выше, - заметила Холли. Наверно, здесь была тоже какая-то операция. Ее талия кажется длиннее. Это поразительно. Сначала просто думаешь, что она становится более зрелой, расцветает от своего успеха. Но ты, видимо, прав. Ее ваяли, придавали ей форму. Фредерик Малтин в самом деле создал ее.
– Как только ее физический облик стал соответствовать тем темпераментным ролям, для которых готовил ее Малтин, критики стали обращать больше внимания на ее голос, - добавил Бьюкенен.
– За один вечер она добилась сенсационного успеха, для которого потребовалось два года и Бог знает сколько визитов к дантистам и хирургам. И она вдруг сразу перестала быть неуклюжей на сцене потому что больше не стеснялась своего внешнего вида. Ее сделали красивой, и ей поправилось быть обожаемой. Чем больше публика ей аплодировала, тем искуснее она держалась на сцене, зарабатывая аплодисменты. Ее голос достиг расцвета. Ока стала богатой. Вернее, она и Малтин стали богатыми. Частью этой сделки было то, что она должна была выйти за него замуж. Не думаю, что Малтина в этом браке привлекал секс. Я бы сказал, что он хотел контролировать ее финансы, а это гораздо удобнее делать, будучи не только менеджером, но и мужем. Пятнадцать лет он держал ее в ежовых рукавицах. Возможно, угрожал ей, что откроет истинную подоплеку ее успеха, опубликует фотографии "до" и "после", что-то в этом роде. Потом, в один прекрасный день в начале этого года, она больше не выдержала и в конце концов оставила его. На каком-то благотворительном вечере в Монако она встретила Драммонда. Между ними завязалась дружба. Драммонд стал повсюду сопровождать ее. Может, он казался Марии безобидным, ведь по возрасту он ей в дедушки годился. И был в тысячи раз богаче ее. Секс, вероятно, ему был не нужен. Фактически на первый взгляд она не могла дать ему ничего такого, в чем он нуждался бы или чего еще не имел. Так что она продолжала с ним встречаться, но фоторепортеры светской хроники не давали им покоя, и Драммонд предложил ей... предоставил возможность удалиться от общества, отдохнуть и прийти в себя, пожить без обязательных фотографий в журналах, не говоря уже о том, чтобы побыть вне досягаемости этого ничтожества, с которым она разводилась. Драммонд самолетом переправил ее на свою яхту, курсировавшую у западного побережья Мексики. Каникулы на родине. Она провела на борту три педели, самолетом вернулась в Нью-Йорк, купила квартиру, оставила певческую карьеру и, как в свое время Грета Гарбо, по существу, заявила всему миру, что хочет, чтобы ее оставили в покое.
– А несколько месяцев спустя она исчезает.
– Холли нахмурилась.
– И твоя приятельница, которая иногда охраняла ее, тоже исчезает. Что случилось две недели назад? Что происходит сейчас?
– Не думаю, что это случилось две недели назад. Холли замерла на какой-то момент, потом выпрямилась.
– Я думаю, это произошло на яхте, - решительно произнес Бьюкенен.
– Что произошло? Я все еще не понимаю...
– На фотокопиях последних статей, которые ты дала мне, не очень хорошо получились фотографии. Но вот на этой странице из вчерашней "Вашингтон пост" снимки очень четкие. Фото Малтина на пресс-конференции. Недавнее фото Марии Томес во время одного из ее редких появлений на публике. Темные очки. Шляпа, скрывающая лицо.