Чужое лицо
Шрифт:
Но премудрости тектоники, сейсмографии и энергетики были выше понимания Ставинского. «Швеция расположена в пределах балтийского щита Восточно-Европейской платформы и обрамляющих ее структур каледонской складчатости. В строении щита участвуют протерозийские метафорические комплексы свекофена, карелия, готия, дальсландия и неметаморфизированные толщи субиотния, понтия, спаратмита…» – ну что может понять тут нормальный человек? После разговоров с Бенжером Ставинскому было ясно одно – Опарков, Бенжер и тот Юрышев, которого он сейчас изображал, выбрали Швецию в качестве новой Хиросимы по нескольким причинам. Во-первых, Швеция не входит в НАТО, а ее собственные противолодочные морские силы смехотворны. Но при всей своей, по современным военным стандартам, немощности Швеция имеет три важнейшие для Балтики военно-морские
Короче, в советской стратегической доктрине нейтральной Швеции в случае войны уготована та же участь, что ныне «нейтральному» Афганистану. И маршал Опарков торопил Бенжера и Ставинского завершить окружение Швеции сейсмической гирляндой. Несколько подводных лодок были посланы к шведским берегам, чтобы уточнить тектонику дна в Стокгольмских шхерах и возле Гетеборга…
Конечно, среди этих производственно-военных будней, когда Ставинскому нужно было то крутиться в Генштабе, то лететь в Балтийск, на военно-морскую базу подводных лодок, то принимать участие в первых морских испытаниях нового бурильного агрегата в Баку, на Нефтяных Камнях, то подталкивать переоборудование завода в Шатуре (и при этом постоянно держаться как Юрышев, чувствуя себя и днем и ночью как на экзамене, когда ты отвечаешь по чужому билету или по подсказке), – среди всего этого напряжения были, конечно, у Ставинского и другие минуты. Те минуты, по которым он когда-то тосковал в Америке, – минуты наслаждения своим престижем, элитарностью, принадлежностью к касте избранных. Молодой генерал в сопровождении четырех талантливых инженеров летает по стране в первом салоне «Ту-134», живет в лучших гостиницах. Мимо очередей за билетами в аэропортах – прямо к диспетчеру по брони, а от него – на борт самолета, в первый салон, куда никакая касса не продает билеты простому люду, а только партийным и правительственным служащим, генералам, депутатам Верховного Совета СССР и т.д. Даже зубы ему вставили без очереди и бесплатно – в бакинской гарнизонной военной поликлинике.
Усы, аккуратная бородка и небольшая хрипота придавали импозантность молодому генералу. И он постепенно уменьшал эту хрипоту, делал не такой грубой и глухой – в конце концов, кто помнит, какой был голос у подлинного Юрышева семь лет назад до операции на голосовых связках?
Это совсем другое напоминание о подлинном Юрышеве вдруг посетило Ставинского в Балтийске – закрытом военно-морском городке в ста километрах от Калининграда, где расположена база подводных лодок Балтийского военно-морского флота.
Прилетев в Балтийск, Ставинский весь день провел в доке, где стояла на ремонте «У-137». Док на берегу Куришес-Нерунг-косы был, как и другие доки, замаскирован снаружи под обычный жилой дом. Но внутри этих нависающих над водой «домов» были ангары и цеха для зимнего ремонта подводных лодок. Покрытые толстой танковой резиной туловища подводных лодок были опоясаны там подвесными люльками ремонтников. Дисковыми пилами ремонтники срезали с лодки травленную в длительном морском походе резину, счищали с корпуса лодки ржавчину, красили этот корпус суриком и снова заливали из гидробрандспойтов корпус лодки толстым слоем резины с полиуретановыми, для прочности, шариками. Маляры закрашивали бортовой номер «У-137» и писали новый – «У-300»…
Проведя весь день в доке, Ставинский в сопровождении командира «У-137» Петра Гущина и его замполита Василия Донова поехал в центр Балтийска, в гостиницу «Океан».
Тихий, небольшой городок с малоэтажными, не выше четырех этажей, домами, запорошенный снегом, окруженный прекрасными сосновыми лесами, в которых когда-то были дачи Гитлера и Геринга, а сейчас члены кремлевского Политбюро
Ставинский, Гущин и Донов устало поужинали в углу ресторанного зала, за заказанным еще с утра столиком, распили под жесткий лангет бутылку водки, и, когда, сославшись на усталость, Ставинский отказался от второй бутылки водки и двинулся из ресторана, официантка из другой половины зала – крупная волоокая двадцатилетняя блондинка – словно случайно попалась ему навстречу.
– Поздравляю, – улыбалась она ему и взглядом показала на его генеральские погоны.
– Спасибо… – ответил он с юрышевской хрипотцой.
– Бороду отпустил, – нараспев сказала она и даже провела ладонью по его щеке…
– Таня! – громко позвали ее из-за какого-то столика, – Где минералка? Сколько ждать?
– Иду-у… – снова нараспев ответила официантка Таня и не спеша ушла на кухню.
В двенадцать тридцать под окном номера Ставинского смолк наконец этот эстрадно-атомный оркестр, в двенадцать сорок пять Ставинский уснул, а ровно в час ночи его разбудил короткий стук в дверь.
– Кто? – с досадой спросил Ставинский, зная наверняка, что это какой-нибудь очередной алкаш спьяну прется не в свой номер.
– Я, Таня-а… – раздался негромкий распевный голос давешней официантки.
Ставинский натянул форменные брюки и открыл дверь.
– Ты один? – Таня хозяйски шагнула в номер. В руке у нее была большая хозяйственная сумка. Она достала из этой сумки бутылку шампанского и початую бутылку армянского коньяка, легкую закуску – икру, салат, пирожные. Поставив все это на стол и не сказав ни слова, она ушла в ванную комнату. Ставинский услышал оттуда шум душа. Он понял, что эта Таня так же запросто приходила в номер к полковнику Юрышеву, когда тот приезжал в Балтийск в командировки. Теперь «по наследству» эта Таня досталась Ставинскому. Ситуация могла бы показаться пикантной, если бы Ставинский не боялся разоблачения. Поэтому он снова разделся, лег в постель, укрылся одеялом и, когда Таня, совершенно голая, с волосами, распущенными по плечам и большой груди, босиком вышла из ванной, сказал, превозмогая вспыхнувшее желание:
– Ты знаешь, я очень устал сегодня…
– Я знаю. Ты как всегда, – спокойно ответила она, садясь к столу. – Я тоже устала ужасно, я отдежурила сегодня с утра…
Она налила себе полную рюмку коньяка, залпом выпила, не спеша съела два бутерброда с икрой, снова налила себе рюмку коньяка и опять выпила, а затем погасила в номере свет и молча легла к Ставинскому в постель.
Он невольно отодвинулся подальше к стене, но ее мягкая сильная рука нырнула ему под голову, и он ощутил ее крепкое, налитое, как молодое яблоко, тело. Он замер. И Таня тоже лежала молча, не двигаясь, с закрытыми глазами, отдыхая от трудного и длинного рабочего дня. Ее дыхание становилось все ровней, полные губы приоткрылись – казалось, что она засыпает. И она действительно уснула – быстро, почти сразу. Но стоило ему чуть шевельнуться, как она сонно повернулась к нему, и все ее мягкое, теплое тело целиком прильнуло к нему – от плеч и до ног. И уже помимо его воли желание рефлекторно потянуло его руку к ее груди. От этого прикосновения она чуть охнула, замерла и открыла свой большой зеленый глаз. Этот глаз смотрел на него в упор, ожидающе.
– Подожди… – выдохнул он и чуть отодвинул ее от себя. – Ты знаешь… Ты знаешь, я был в катастрофе… И я… я… как бы тебе это проще сказать? Короче, у меня было сотрясение мозга, и я кое-что забыл…
– Что ты забыл? – удивилась она.
– Ну… Я забыл, как мы с тобой это делали… Как ты любишь?…
Она усмехнулась:
– Гм… Как будто тебя это когда-нибудь интересовало! Лежи уж! Я все сделаю сама, как всегда. Я все сделаю, как ты любишь… Глупый!… Только держи меня за грудь, ладно?…