Чужое небо
Шрифт:
На какое-то время он забыл даже о Заукеле. "Земцов, видимо, прощупывает меня, - размышлял он.
– Что ж... Не надо только торопиться, чтобы не испортить дело..."
Значит, он не один. Значит, несмотря ни на что, до сих пор он действовал правильно.
И все-таки какая-то смутная, неосознанная тревога не покидала его. Как будто он что-то не учел, не сделал или сделал не так, как следовало. А вот что - он не мог понять.
Глава седьмая
1
Это случилось в тот же день около пяти вечера. Дверь барака открылась, и вошедший эсэсовец резко выкрикнул:
– Заключенный двадцать пять1 На аэродром! Заключенным номер двадцать пять
Грабарь вздрогнул. "Вот оно...- В груди капитана словно что-то оборвалось.
– Вот..." Он не ожидал, что кого-нибудь из них вызовут на полеты именно сегодня. Он считал, что у них есть в запасе хоть немного времени.
Грабарю во что бы то ни стало нужно было как следует поговорить с сержантом. Добиться, чтобы тот, наконец, взглянул на окружающее трезвыми глазами и действовал не очертя голову, а осторожно и расчетливо. Грабарь решил подождать до завтра, надеясь, что сержант к тому времени немного успокоится и говорить с ним станет проще. Ведь после встречи с Заукелем парнишка вообще слушать ничего не хочет. Вот и дождался...
"Неужели - все? Неужели - конец?
– лихорадочно спрашивал себя капитан, вскочив с нар.
– Надо что-то сделать... сказать ему..." Он шагнул к поднявшемуся с нар Тесленко.
– Сержант... прошу тебя, будь осторожен. Не надо никаких таранов, не надо лезть на рожон. Потерпи... Вернешься, и тогда мы...
Жалкие слова! Тесленко взглянул на него, криво усмехнулся и, не дослушав, пошел к двери. Грабарь опустился на нары. Руки его дрожали.
"Не так! Не то! Не о том!" - думал он со злостью на себя, с болью за сержанта, с ненавистью ко всему окружающему. Зачем он отложил разговор? Почему не рассказал Тесленко о том, что услышал от Земцова и что сам понял при встрече с Заукелем? Почему сейчас не сказал, что готовится побег? Вот что подбодрило бы сержанта! Пусть он не знает наверняка, готовится побег или нет, но именно это надо было сказать в первую очередь...
Он ударил себя сжатым кулаком по колену. Ах, как глупо! Бог знает, что сейчас натворит мальчишка в таком состоянии. А он, капитан Грабарь, вместо того чтобы помочь ему, нес какую-то чушь. Ведь можно было, наконец, даже пойти вместо него в этот полет. Кто бы стал разбираться...
Капитан выскочил из барака. Тесленко вместе с эсэсовцем был уже за колючей проволокой.
2
Может быть, бешенство, охватившее сержанта после встречи с Заукелем, и спасло ему жизнь, несмотря на то, что он наделал слишком много глупостей. Увидев идущий наперерез немецкий самолет, Тесленко сразу же попытался таранить его. Стремление во что бы то ни стало разделаться с врагом было настолько велико, что он ни на что не обращал внимания. Единственным преимуществом сержанта было то, что он непрерывно атаковал, но его атаки были настолько не продуманы и неосторожны, что в любой момент могли привести к гибели самого Тесленко.
Грабарь следил за действиями сержанта со все возрастающей тревогой. Дважды тот оказывался в положении, когда немецкому летчику стоило лишь чуть довернуть машину, чтобы Тесленко оказался под ударом. Один раз сержант, бросившись на противника, просчитался и явно оказался в прицеле. Грабарь застонал. Но немец то ли не заметил сержанта, то ли не успел дать очередь.
– Мальчишка! Щенок!
– бормотал Грабарь, глядя на то, что вытворяет Тесленко.
– В куклы ему играть, а не в машине сидеть!
Как ни странно, Тесленко удалось благополучно посадить машину.
Улетал он настроенным даже слишком агрессивно. А вернулся совершенно подавленным
Он еще раз взглянул на Тесленко и тут понял, почему его так волнует судьба сержанта. Нет, не потому, что он, Грабарь, в чем-то перед ним виноват. Это был его Алешка, такой же ершистый, упрямый и непослушный мальчишка, только повзрослевший и сильно изменившийся. Это был тот мир, которого он, Грабарь, возможно, никогда не узнает в своем сыне. Это была тоска по будущему, которого может не состояться.
То, что война отняла у него, она же дала ему в образе этого восемнадцатилетнего сержанта.
Он сел на нары рядом с Тесленко и несколько минут молча глядел на него. Потом вытащил две соломинки.
– Вот это - ты. А это - "Ме-109". Посмотри, как это было.
Соломинки гонялись друг за другом, кувыркались, мотались из стороны в сторону. Трижды одна соломинка пыталась таранить другую, и все неудачно. И, наконец, она прошла перед носом соломинки - "мессершмитта" почти вплотную.
– Огонь!
– сказал капитан, и соломинка "Ла-5" полетела вниз.
Тесленко глядел на все это совершенно безразличными глазами. Его это не интересовало. Грабарь с досадой крякнул.
– Ты заметил, что немец упорно оттягивал тебя на высоты больше шести тысяч метров?
– спросил он после молчания.
– Заметил, - неохотно сказал Тесленко.
– Максимальная скорость у "Ла-5" шестьсот сорок восемь километров, а у "Ме-109" - шестьсот пятьдесят. Как видишь, разница незначительная. Но все дело в том, что разница эта незначительна только на первый взгляд. Максимальную скорость "мессершмитт" развивает только на высоте семи тысяч метров. "Ла-5" на высоте шести тысяч. До высоты шести тысяч "Jla-5" имеет полное преимущество в скороподъемности, во времени виража, в вертикальном маневре. Высоту пять тысяч метров он набирает за четыре минуты сорок пять секунд, а "Ме-109" - за пять минут двадцать секунд. Время виража у "Ла-5" восемнадцать с половиной секунд, а у "Ме-109" - двадцать три. Но стоит обоим оказаться на высоте восьми - восьми с половиной тысяч метров, как положение резко меняется. Скорость обоих истребителей падает, но у "Ла-5" она падает раза в два, а то и в три стремительнее. Снижается маневренность. Машина начинает рыскать по курсу, теряет поперечную устойчивость. Ты этого не учел и позволил себя затащить на семь тысяч метров, правда, ненадолго, но позволил. А ведь от тебя зависело лезть туда, где ты, по существу, беспомощен, или нет. Так что, если в будущем захочешь пойти на таран, учти это, Тесленко приподнялся и сел.
– Как вы сказали?
– спросил он.
Грабарь повторил.
– Значит, таранить его все-таки можно?
– Можно.
Грабарь посмотрел вдоль барака, туда, где на нарах лежал Земцов.
– Но не нужно.
– Он повернулся к Тесленко.
– Гляди сюда!
Снова в полутьме над нарами летали две соломинки. Повторялся все тот же бой. Все было, как и раньше. Лишь трижды соломинка - "Ла-5" сделала на первый взгляд незначительный маневр. И в результате неизменно оказывалась в хвосте у немца.